Конец! Шестнадцать лет меня терзали, а я лишь кивнул в безмолвии
Весна пришла, как странный сон, и всё рассыпалось, будто хрустальный ковер под ногами.
Я не мог представить, что чтото способно встряхнуть ту болотообразную бездну, в которой я провёл эти годы. Надежда уже давно высохла, как листок в засушливой тайге.
В двадцать втором году я женился, думая, что нашёл ту самую, единственную, с которой пролью свою жизнь в один кувшин. Лада была для меня светом, словно утренний рассвет над Волгой. Её магнетизм тянул меня, будто я был мотыльком к огню. Я был ослеплён её странностями, которые казались мне сладкими, как мёд из улья.
Она открывала зимой окно настежь, развевая покрывало, словно вызывая ветра с Севера, чтобы разбудить меня в первые лучи. И её любимая «шутка» заставлять меня крутиться на месте перед друзьями, будто я кукла на ярмарке, оценённая балалайкой.
Лада решала всё за меня: где работать, куда отправиться в отпуск, с кем дружить, а кого отрезать, словно ветки от старой берёзы. Я позволял ей, потому что верил, что так должно быть, что это и есть любовь. Я был слепой, как в ночи без луны.
Я надевал надежду, что ребёнок изменит всё
Когда наш брак начал трещать, я искренне думал, что ребёнок спасёт нас. Ошибался. Лада бросила меня в этой борьбе, как будто бросила кость в реку. Ей было всё равно на мои страхи, на болезни, на врачей, которые шептали, что шансов мало. Она спокойно приняла, что у неё уже есть дети от первого брака, а значит, наши может и не быть. Для меня это была рана, для неё способ ещё сильнее меня унижать.
Она превратила меня в виновного во всём:
Ты не можешь дать мне ребёнка!
Ты даже борщ сварить не умеешь, от твоей еды у меня скоро язва будет!
Ты не мужик, если не справляешься с такой мелочью!
Я чувствовал себя пустым, как зимний пруд без льда. Искал врачей, сдавал анализы, проходил курсы, но всё напрасно. Она ломала меня, а я терпел. С течением времени я сдался, замкнулся, отстранился от всех, стал тенью самого себя. Я не узнавал того уверенного парня, который мечтал о семье, о счастье, о детях.
Смотрел в зеркало и видел жалкого человека, боящегося даже шепота. Когда я пытался возразить, требуя уважения, Лада смеялась в лицо:
Ты? Кто ты? Ты жалок! Ты хуже любого бомжа на улицах Москвы!
Она знала, что мне некуда бежать. Убедила всех, что я никчёмный, слабый, бесполезный. И я стал верить в это. Она шептала, что без неё я погибну, что у меня нет шансов выжить одному. И я оставался.
Но в марте всё перевернулось, как листок, подхваченный вороной в буре.
У меня осталась лишь одна подруга Светлана. Она давно уехала работать в Сочи, но весной вернулась: её муж тяжело заболел, а потом умер. Светлана осталась одна в своём домике у реки, её сыновья давно живут за границей, в Прибалтике.
Я стал навещать её после работы, иногда ночевать у неё в крошечном доме, где пахло берёзовым дымом. Лада сначала не одобряла, потом устраивала скандалы, а в конце прибегала к угрозам:
Ты не будешь туда ходить!
Я тебя оттуда за волосы вытащу!
Я запру тебя в квартире!
Я подам на развод!
Однажды вечером Светлана посмотрела на меня и прошептала:
Дай Бог, чтобы она подала на развод!
Мы встретились взглядами, и я понял: вот мой шанс. Светлана предложила мне остаться у неё, когда она вновь отправится в Сочи. Если не будет платы за аренду, я смогу жить на свою зарплату 45тысяч рублей в месяц.
Я согласился. Я ушёл. Я выбрал себя.
С тех пор живу в её квартире. Утром подхожу к окну, смотрю на наш старый дом, где когдато жил с Ладой, и тихо говорю:
Доброе утро, Стас!
Я смотрю на свою жизнь и понимаю: я свободен. Больше не боюсь. Снова улыбаюсь. Я научился жить заново.
Гляжу в сторону дома Лады и мысленно шепчу ей:
«Спасение есть всегда, милая!»
Я надеваю чистую рубашку, выхожу из дома, иду по улице, подняв голову выше, словно птица, вышедшая из гнезда. Теперь меня не сломать.
