12 марта
Сегодня снова вспомнила, как Анастасия спрашивала меня про отца. Годы прошли, но её слова всё ещё звучат в голове: «Мам, почему папа ни разу не приходил на мой день рождения?» Я тогда коротко ответила, что он не хотел, и больше не стала это обсуждать. Но в душе я знала, что врала.
Мы с Дмитрием были молодыми, когда женились. У нас с Ольгой тогда только и было, что общежитие и старая кровать, которую я чинил каждый день. Дочь Анастасия появилась у нас, как только мы решили караулить друг друга до конца. Но жизнь неожиданно свела нас к разводу. Помню, как я, стоя в прихожей, смотрел на неё — Олю с дочерью, которые уходили в холодную весну. В глазах Анастасии была неуверенность, но я видел, как мать железной рукой ведёт её к новой жизни.
После развода Оля переехала в Екатеринбург. Я тогда боялся, что Анастасия забудет отчего нас не будет. Но Оля изобрела ужасные истории. Говорила, что я ближе к чёрту, что моя новая жена несёт порчу, а Анастасия отныне моё проклятие. Я пытался дозвониться, но, видимо, кому-то из её новых друзей больше повезло — Алексей, новый муж Оли, разрешил.
Разговоры с Анастасией о прошлом стали тяжелыми. Она мне начала писать, но я, будучи женатым на другой женщине, не всегда отвечал. Впрочем, мои дети росли в большем комфорте, чем Анастасия. Я знал, что Оля ведёт их в мир, где пойманы деньги, но не души.
Когда Анастасия пошла в университет, она начала задумываться. Видимо, что-то нарушило ту оболочку, которую Оля постаралась сделать вокруг её детства. Я не хотел ей мешать, пока не услышал про её визит на мою могилу. Она пришла, плакала, а потом написала мне, что хочет узнать правду.
Последние дни я провёл в больнице, убил себя на дороге. Анастасия приехала, посмотрела на мою фотографию на памятнике. Я не видел её, но чувствовал. Вошла и моя младшая дочь — внебрачная Настя. Она сидела в интернате, плача. А Анастасия, привыкшая к роскоши, не знала, как к ней подступиться. Но они обнялись.
Сейчас я часто думаю, что было бы, если бы Оля не закрыла дверь. Если бы мы дали Анастасии выбор. Но всё, что осталось, — это эти два памятника на кладбище. Один — мне, а другой — Насте, которую я так и не успел обучить кататься на лыжах.
Анастасия теперь подала документы на опеку. Я не знаю, как это всё сложится, но, кажется, разбитое мной шоссе начала перевоспитанной дочерью может выстроить что-то новое. Возможно, даже мост.
