Зинаида Степановна стояла у окна, глядя во двор, где Матрёна из девятой квартиры развешивала бельё. Соседка напевала что-то себе под нос, встряхивала простыни, а ветер играл её седыми волосами. Обычное утро, обычные хлопоты. Только вот Зина не могла отвязаться от чувства, будто что-то не так.
— Мам, идёшь завтракать? — окликнула её Варя с кухни.
— Сейчас, сейчас, — отозвалась Зинаида Степановна, но от окна не отошла.
Варя появилась в дверях, вытирая руки полотенцем. Дочь всегда была хороша собой, но сейчас, в свои тридцать пять, расцвела по-особенному. Волосы собраны в строгий пучок, глаза ясные, только губы поджаты — верный признак, что она о чём-то раздумывает.
— Мам, мне нужно с тобой поговорить, — сказала Варя, разливая чай по кружкам.
— Говори, дочка.
Зина села напротив, взяла в руки горячую чашку. Чай крепкий, ароматный, точно такой, как любила её покойная свекровь. Надо же, опять вспомнила её. Уже полгода прошло, а мысли не отпускают.
— Мне предложили повышение, — начала Варя, не поднимая глаз. — Хорошая должность, зарплата в два раза больше.
— Прекрасно! — обрадовалась Зина. — Давно пора, ты у них лучший специалист.
— Вот только работать придётся в Екатеринбурге.
Слова повисли в воздухе. Зина поставила чашку на блюдце, даже не пригубив.
— В Екатеринбурге?
— Да. Там открывается новый филиал, нужен руководитель отдела. Я всё обдумала, мам. Это шанс.
— А я как же? — вырвалось у Зинаиды Степановны.
Варя наконец подняла взгляд, и Зина увидела в нём ту самую решимость, которую знала уже много лет. Таким же был её взгляд, когда в шестнадцать она объявила, что будет поступать не в медицинский, как хотела мать, а в экономический. Таким же — когда развелась с мужем, несмотря на уговоры.
— Мам, ты же взрослая женщина. Справишься. Я же не за границу уезжаю. Екатеринбург — не Австралия.
— Но ведь… — Зина запнулась. Что она хотела сказать? Что боится оставаться одна? Что привыкла к Вариным шагам по утрам, к её голосу с кухни, к тому, что есть с кем обсудить новости, поделиться мыслями, просто помолчать рядом?
— Мам, пойми, мне уже тридцать пять. Хочу попробовать что-то новое, пока не поздно.
— А разве здесь плохо? — Зина обвела взглядом кухню, где прошло столько лет, где Варя готовилась к экзаменам за этим же столом, где они пили чай после смерти отца.
— Не плохо. Но и не то, чего я хочу. Мне нужно… — Варя замолчала, подбирая слова. — Мне нужно почувствовать, что живу свою жизнь, а не просто иду по накатанной.
Зинаида Степановна отпила глоток остывшего чая. Горький. Забыла сахар положить.
— А когда ты… уезжаешь?
— Через две недели. Надо быстро всё оформить, пока место не заняли.
Две недели. Четырнадцать дней. Зина попыталась представить утро без Вари. Тишина, пустая кухня, никого, кто спросит, как спалось, поможет открыть банку с солёными огурцами или просто выслушает.
— Ты всё обдумала? Квартира, работа…
— Всё решу. Фирма помогает с жильём, а здесь коллеги хорошие — замену найдут. Мам, ну пожалуйста, пойми меня.
Зина кивнула, хотя понимать не хотелось. Хотелось кричать, плакать, говорить, что Варя эгоистка, бросает мать одну. Но разве она сама когда-то не мечтала уехать из родительского дома? Правда, тогда было другое время — послевоенные годы, не до мечтаний. А теперь другие времена, и дочь имеет право на свой выбор.
— Ладно, — сказала она наконец. — Если ты так решила.
Варя облегчённо выдохнула.
— Спасибо, мам. Я знала, что ты поймёшь.
Следующие дни пролетели в хлопотах. Варя бегала по инстанциям, собирала документы, увольнялась. Домой приходила поздно, усталая, и они почти не разговаривали. Зина не расспрашивала, боясь услышать что-то, что сделает отъезд ещё реальнее.
Она занималась привычными делами — готовила, убирала, смотрела сериалы. Только теперь каждое дело сопровождалось мыслью: скоро буду делать это одна. Варить суп на одну порцию, мыть одну чашку, разговаривать с котом Барсиком, потому что больше не с кем.
— Мам, а помнишь, как мы с папой в Сочи ездили? — спросила как-то Варя, перебирая старые фотографии.
— Как же не помнить. Тебе лет шесть было, ты всё норовила в море одна заплыть.
— А папа меня на руках носил, говорил, что я его золотая рыбка, — улыбнулась Варя. — Хорошо тогда было.
— Да, хорошо.
Зина взяла в руки потрёпанную фотографию. Вот они втроём на пляже. Муж загорелый, смеётся, Варя у него на плечах тянется к воде, а она сама — молодая, счастливая, без этой усталости в глазах, которая появилась после его смерти.
— Знаешь, мам, — продолжала Варя, — иногда мне кажется, если бы папа был жив, он бы меня поддержал. Понял бы, что надо попробовать.
— Отец всегда тебя поддерживал, — согласилась Зина. — Может, даже слишком.
— Это как?
— Да так… Просто очень любил тебя. Порой больше, чем себя.
Варя отложила фотографии и обняла мать за плечи.
— Мам, я тебя тоже очень люблю. И не бросаю. Просто… хочу попробовать по-другому.
Зина прижалась к дочери, вдохнув знакомый запах её волос. Когда Варя была маленькой, она так же обнимала её перед сном, читала сказки, пела колыбельные. А теперь дочь взрослая, у неё своя дорога, и нет права держать её рядом только из-за страха одиночества.
Накануне отъезда Варя принесла домой коробки, начала собирать вещи. Зина помогала: складывала книги, заворачивала в газеты посуду. Обычные вещи, которые годами жили в их доме, теперь казались чужими, готовыми к переезду.
— Мам, я оставлю тебе ключи от своей комнаты, — сказала Варя. — Может, захочешь что-то переставить или гостей поселить.
— Какие гости? — фыркнула Зина. — Кто ко мне поедет?
— Ну мало ли. Тётя Катя из Челябинска обещалаВаря уехала на рассвете, а Зинаида Степановна, глядя в окно на пустую улицу, вдруг поняла, что теперь у неё есть не только прошлое, но и будущее — в письмах, звонках и обещаниях дочери приехать.
