Куртка превратилась в яблоко раздора
— Мама, что ты делаешь? — всплеснула руками Татьяна, глядя на мать. — Это же новая куртка! Я её только вчера купила!
— И что с того? — отрезала Валентина Ивановна, не отрываясь от швейной машинки. — Твоей Катюше холодно, а я руки золотые. Укорочу рукава — как раз будет впору.
— Но она стоила двадцать пять тысяч рублей! — голос Татьяны дрогнул. — Это же почти моя зарплата!
Валентина Ивановна наконец подняла глаза и посмотрела на дочь через очки.
— Зачем тогда брала такую дорогую, если жалко? Купила бы что-то попроще, за пять тысяч. Ребёнку главное — тепло.
— Ты не понимаешь! — Татьяна схватилась за голову. — Это же брендовая вещь! Линейка ограниченная! Её нельзя портить!
— Уже порчу, — спокойно ответила мать, снова склонившись над тканью. — Полрукава уже отрезала. Ткань хорошая, машинка идёт как по маслу.
Татьяна бросилась к машинке, пытаясь вырвать куртку.
— Отдай сейчас же! Я не разрешаю тебе её трогать!
— Не мешай! — прикрикнула Валентина Ивановна. — Строчку собьёшь. Да и вообще, нечего на мать кричать. Я тебе не прислуга.
В комнату впорхнула семилетняя Катя в пижаме с мишками.
— Бабуля, мам, что вы ругаетесь? — спросила она, испуганно глядя то на одну, то на другую.
— Мы не ругаемся, зайка, — смягчилась Валентина Ивановна. — Бабушка тебе курточку перешивает. Завтра в школу пойдёшь — все залюбуются.
— Но мама плачет, — заметила девочка.
Татьяна и правда вытирала слёзы рукавом халата.
— Мама просто устала, — солгала она. — Иди, Катюша, спать. Завтра рано вставать.
Девочка неохотно побрела в свою комнату. Когда дверь закрылась, Татьяна повернулась к матери.
— Мам, ну как ты не понимаешь? Я полгода на неё копила! Мечтала о ней! А ты взяла и испортила!
— Испортила? — обиделась Валентина Ивановна. — А помнишь, какое платье я тебе к выпускному в детсаду сшила? Вечерами не спала, чтобы к сроку успеть.
— Это было тридцать лет назад! — вздохнула Татьяна. — Сейчас другое время, другие цены!
— Мода проходит, а ребёнку каждый день тепло нужно.
Куртка лежала на столе, уже частично разобранная. Один рукав был укорочен. Татьяна села на диван, закрыв лицо руками.
— Мам, почему ты со мной не посоветовалась? Я бы купила Кате другую.
— На что купила бы? — фыркнула мать. — На те гроши, что остаются после твоих дорогих капризов? То косметика за три тысячи, то кофе в кафе за пятьсот. А внучка в прошлогодней куртке ходит, рукава до локтей.
— У Кати есть куртка! Вполне нормальная!
— Нормальная? — Валентина Ивановна сняла очки, протерев их. — Да она ей на два размера мала! Вчера Катя из школы вернулась — вся синяя от холода. Говорит, дети смеются, что в обносках ходит.
Татьяна подняла голову.
— Она мне ничего не говорила.
— Мне сказала. Даже плакала. Стыдно перед одноклассниками.
— Почему мне-то молчала?
— А ты когда дома бываешь? — жёстко спросила Валентина Ивановна. — Утром мчишься на работу, вечером еле ноги волочишь. В выходные по магазинам или с подругами. Когда ребёнком заниматься?
Это было больно, потому что правда. Работа в рекламном агентстве выматывала.
— Я стараюсь, — тихо сказала Татьяна. — Одной тянуть всё — не сахар.
— Знаю, что трудно, — смягчилась мать. — Но детство у Кати одно. Пропустишь — не вернёшь.
— Мам, я просто хотела хоть что-то для себя. Эта куртка… будто символ того, что я чего-то достигла.
Валентина Ивановна остановила машинку, глядя на дочь.
— А что важнее? Твой символ или счастье ребёнка?
Татьяна не нашлась что ответить.
— Хорошо, — сдалась она. — Доделывай. Но в следующий раз скажи заранее.
— Скажу, — кивнула мать. — А теперь иди спать.
Утром Катя проснулась в восторге. Куртка висела на стуле — перешитая, но аккуратная.
— Бабуля, это мне? — девочка осторожно потрогала рукава.
— Конечно, — улыбнулась Валентина Ивановна. — Примерь.
Катя надела куртку, крутясь перед зеркалом. Татьяна, выйдя из комнаты, разглядывала работу матери. Надо было отдать должное — та справилась мастерски. Швы ровные, подкладка утеплённая.
— Красиво, — признала Татьяна.
— А главное — тепло, — добавила бабушка.
Катя обняла её.
— Спасибо, бабуля! Ты лучшая!
— И мама у тебя лучшая, — поправила Валентина Ивановна. — Это её куртка была.
Девочка устремилась к Татьяне.
— Мам, правда? Ты мне свою отдала?
Татьяна кивнула, с трудом сдерживая слёзы.
— Спасибо! — Катя прижалась к ней. — Я знаю, она тебе нравилась…
— Ничего, куплю новую, — прошептала Татьяна.
Вечером, забирая Катю из школы, она услышала разговор с подругой:
— У тебя куртка шикарная! — восхищалась та. — Дорогая, наверное?
— Да, — гордо ответила Катя. — Мама свою отдала. Сказала, что лучше я буду красивая, чем она. Потому что любит меня.
Татьяна почувствовала, как сердце сжалось от тепла.
Дома бабушка уже накрыла на стол.
— Ну как, нравится куртка? — спросила она у внучки.
— Очень! Все завидовали!
После ужина, когда Катя ушла делать уроки, Татьяна села рядом с матерью.
— Мам, прости за вчерашнее…
— Да ладно, — махнула рукой Валентина Ивановна. — Понимаю.
— Теперь буду сначала о Кате думать, а потом о себе.
— Правильно, — одобрила мать. — Родительство — это когда чужое счастье важнее своего.
— А бабушкинство? — усмехнулась Татьяна.
— А бабушкинство — это когда внучкина радость дороже всего, — рассмеялась Валентина Ивановна.
Позже Татьяна купила Кате новые сапИ когда следующей зимой Катя снова надела ту самую куртку, Татьяна поняла, что никакая другая вещь не смогла бы сделать её дочь такой счастливой.
