Вот адаптированная и перефразированная история в рамках русской культуры:
Лена, придя с работы, даже не сняв сапоги, заглянула на кухню и нахмурилась.
— Ты опять с ней? Будто у нас гарем, а не семья… — прозвучало в тишине.
Жора стоял у стола, прижав телефон к уху. Голос его звучал мягче, чем обычно, словно он говорил не с бывшей женой, а вспоминал что-то давнее, почти забытое.
— Да, договорились. Завтра разберёмся. Пока, — он положил трубку и обернулся. — Звонила Даша. Про Мишку.
Лена молча прошла мимо, хотя внутри зашевелилось что-то холодное и скользкое, как гадюка под камнем. Она не стала спрашивать, что значит «разберёмся». Просто зашла в ванную, включила воду и долго стояла, глядя, как струится горячая вода, грея под ней ладони.
Больше её сейчас не мог согреть ничего…
Позже, когда Жора устроился на диване с телефоном, Лена осторожно подсела рядом.
— Знаешь… иногда мне кажется, что вы разговариваете, как будто вы не просто родители… Может, я перегибаю, но мне это неприятно.
Он вздохнул. Не злился, но и не спешил успокаивать.
— Лен, ты сама этого хотела. Сама говорила: «Общайся с сыном, будь в его жизни». Что тебе не нравится?
Тут её и накрыло. Не злостью — пустотой. Ведь она и правда настаивала…
Тогда, два года назад, они с Жорой только поженились. Всё было как по учебнику: новенькая двушка в ипотеку, свежий ремонт, мечты о будущем. Жора пропадал на работе, но вечером всегда был дома, пусть и выбившийся из сил. Лена радовалась даже его храпу, даже тому, как он валился спать, обняв подушку.
Именно тогда она решила быть хорошей.
— Почему ты не видишься с сыном? — спросила она однажды.
— Я ж деньги перевожу, подарки покупаю. Даша не жалуется, — ответил он, будто речь шла о коммуналке.
— Жора, мальчику нужен отец, а кошелёк. Разве тебе не интересно, как он растёт?
Он отмахнулся. Потом подумал. А через пару недель всё завертелось: звонок бывшей жене, договорённость забирать Мишу хотя бы раз в месяц. Даша не возражала — даже радовалась, что сын будет видеть отца.
Лена поехала с ним на первую встречу. Мишка был тощенький, в нелепой шапке с медвежьими ушками. Сначала он косился на Лену и молчал, но потом, у бабушки, вдруг оживился, когда она достала детское лото. Играли до темноты. Жора расслабился. И Лена подумала — вот оно, счастье. Теперь всё будет хорошо.
Потом она часто вспоминала тот вечер. Как бабушка Галя плакала, обнимая внука. Как Мишка смеялся, когда они катались на велосипедах в парке. Как однажды шепнул ей: «У тебя пирог с вишней вкуснее, чем у мамы».
Она рассказывала об этом подругам, матери. И гордилась.
— Я сама его подтолкнула. Теперь они как настоящая семья, — хвасталась Лена. — Я даже чувствую себя частью этого.
Но тревога уже тогда подкрадывалась. Будто она открыла дверь, а оттуда потянуло холодом, затягивающим в какую-то чужую жизнь…
А месяц назад всё стало хуже. Лена сидела с Мишкой на кухне. Он уплетал вафли с малиновым вареньем и болтал о школе, о любимом учителе труда. А потом невзначай сказал:
— А когда мы с папой и мамой ходили в кафе, там такой робот был! Он мороженое разносил.
— С папой? — переспросила Лена, сдерживая дрожь в голосе.
— Ну да. В прошлую пятницу. Я попросил, папа разрешил. Только… он сказал тебе не говорить. Ты же не скажешь? — мальчик вдруг спохватился, поняв, что проговорился.
Лена кивнула, подложила ему ещё вафлю. Он не заметил ничего. Ему было весело. Ей — нет.
Вечером она не устроила скандал. Только спросила:
— Почему ты не сказал, что ходил с ними в кафе?
Между его бровей легла складка.
— Я не обязан отчитываться за каждый шаг. Это было для сына. Нечего обсуждать.
Лена промолчала, но внутри что-то сломалось. Что-то, что уже не починить.
Жора всё чаще возвращался поздно. Лена к этому времени либо спала, либо дремала. Он проводил с другой женщиной больше времени, чем с женой. Всё находилось объяснение: сын, ремонт, помощь по хозяйству…
А полгода назад всё было иначе. Лена проходила обследования в больнице. Жора возил её на УЗИ, носил мандарины и чёрную смородину, мог посреди ночи сбегать за шоколадом, если её вдруг пробивало на сладкое. Он был заботливым. Только её.
Но потом — провал. Очередной «неудачный цикл», намёк врача на ЭКО. И взгляд Жоры потускнел. Он не ушёл, нет. Но теперь чаще говорил «решай сама» и «я не врач». Будто выдохся.
А рядом оказалась Даша — с ремонтом, с сыном, с просьбами. Там всё было просто. Там не надо было надеяться.
— Даша теперь совсем другая, — как-то сказала Света, жена Жориного брата. — Спокойная, мягкая. Видно, жизнь наладилась.
Для Лены это было ударом.
— Ага, — кивнула она, глотая чай. — Хорошо, когда у кого-то всё хорошо…
Мир будто перекосило. У кого-то — хорошо. У неё — нет.
Потом было хуже. Телефон Жоры заряжался на кухне. Лена не хотела лезть, но пальцы сами потянулись…
Переписка не была пошлой. Но она была… тёплой. Слишком тёплой.
— Ты молодец, что проводку доделал. Я бы одну почку продала, чтобы электрика нанять, — писала Даша. — Инструменты оставила, пригодятся.
Лена пролистала дальше.
— Ты всегда рядом, Жор, даже спустя столько лет…
Потом она наткнулась на голосовое, нажала.
— Спасибо тебе. Без тебя я бы не справилась. Ты как скала. Мишка счастлив… я тоже.
Лена медленно положила телефон. У неё не было ни доказательств, ни опровержений. Будто её поставили на краю пропасти…
Потом был разговор со свекровью. Та позвала за грибами, Лена, хоть и не пошла, но приехала — иначе мысли сожрут.
Они сидели на кухне, свекровь месилаЛена наконец поняла, что нужно не делить Жору с прошлым, а строить собственное будущее — пусть даже иное, чем она представляла.
