«Что с тобой случилось, Оля? Ты была моим солнышком, а теперь я тебя не узнаю…»
Я держу в руках потрёпанную временем фотографию, где мы с Ольгой смеёмся, крепко сцепив пальцы. Тогда нам казалось, что так будет всегда. На обороте — её округлый почерк: «Нас ничто не разлучит. Твоя навеки, Оля». Сейчас эти слова режут, как нож. Потому что всё, во что я верила, рассыпалось в прах. Потому что я потеряла её — не наяву, а в душе. И, кажется, навсегда.
Мы дружили с Олей с первого класса. Как сёстры, как две берёзки, выросшие из одного корня. Вместе прошли первую влюблённость, школьные слёзы, экзамены, бунт против родителей, все страхи и мечты. Никто не мог встать между нами. Пока не появился он — Сергей. Обычный, даже заурядный мужчина: молчаливый, с тяжёлым взглядом. Но Оля словно лишилась рассудка.
«Он не такой, как все, — повторяла она. — Надёжный, как камень. Никогда не предаст».
А я смотрела на него и не понимала — что она в нём нашла? Холодный, безэмоциональный, будто высеченный изо льда. Но я молчала, не желая её ранить. Просто была рядом, как всегда. Пока не заметила, как он начал вытравливать из неё жизнь.
Сначала убедил, что веселье — грех. Что дискотеки, песни под гитару и даже кафе — путь к погибели. Однажды мы собрались в «Пельменной», и Сергей чуть не сорвался, когда я предложила рюмку чая:
«Мы не участвуем в этих бесовских посиделках».
Сперва я решила — просто набожен. Но потом осознала: всё куда страшнее.
Оля отдалилась. Перестала ходить на встречи, исчезла из переписок. Сменила джинсы на длинные юбки, яркие кофты — на серые балахоны. Её смех умолк. Когда я наконец вытащила её на разговор, она заговорила чужими фразами:
«Мы отказались от суеты. Мир — это искушение, а Сергей открыл мне глаза. Он спас меня».
Спас? Он сломал её. Вырвал душу. Оставил пустую оболочку.
Я боялась за неё. Она стала чужой даже для себя. Сергей запретил ей видеться с родными, с друзьями, выходить без него даже в булочную. А Оля — та самая Оля, что мечтала о путешествиях от Владивостока до Калининграда — покорно соглашалась. Будто так и надо.
Как-то я позвонила ей:
«Давай просто пройдёмся. Без разговоров. Как в старые времена».
Она затихла, потом прошептала:
«Не могу. Через друзей входит дьявол. Через тебя».
«Оля, о чём ты? Мы просто сходим за хлебом!»
«Отстань! — вдруг закричала она. — Ты такая же, как все! Тащишь меня обратно во тьму! Ты мне не подруга. Не звони больше!»
Раздались гудки.
Я смотрела на телефон и не верила. Слёзы лились сами, будто прорвало плотину. Моей Оли больше не существовало. Её подменили — на фанатичную тень, слепо повторяющую чужие слова.
Не выдержала. Пришла к её дому. Стучала, звонила в дверь — она не открыла. Я сидела на лестнице, чувствуя себя выброшенной. Никогда ещё не была так беспомощна.
Прошло полгода. Ни звонка, ни письма. Я не знаю, где она. Лишь старые слова на фотографии жгут сердце: «Нас ничто не разлучит…»
Но разлучило. И если человек сам отвернулся от света, силой его не вернёшь. Остаётся лишь верить, что однажды Оля очнётся и вспомнит себя. Мою лучшую подругу. Мою сестру. Ту, что была мне ближе всех на этом свете.
Жизнь учит: даже самые крепкие узы могут порваться, если один перестаёт бороться за них. И самое горькое — осознавать, что помочь нельзя, пока человек сам не захочет спастись.
