— Опять Григорий храпит! — с досадой подумала Марина, отодвигая его руку и поворачиваясь к стене. Взглянула на телефон: без четверти два.
— Теперь уж точно не засну… А завтра на работу. Пусть и во вторую смену, но всё равно. Не двадцать лет, чтобы не спать ночь, а потом на кофе — и будто ничего. Не то что свидание при луне, когда до рассвета перебираешь в памяти каждое слово… — размышляла она. — А тут рядом этот храпящий муж с проседью, и внутри только раздражение.
В полумраке Марина разглядывала его лицо. Спокойное, с морщинами — следами прожитых лет, общих забот, тревог. В этом была какая-то нежность, но сегодня ночью сердце сжималось от обиды и досады.
— Вроде всё есть: дети выросли, дом, работа. Остались вдвоём — и… что-то не так. Но что? — мысли царапали душу, как ржавый гвоздь.
Она перевернулась на спину, уставившись в потолок.
— Григорий изменился. Не бежит встречать, когда я прихожу. Не берёт пальто, не спрашивает, как прошёл день. Просто целует в щёку и идёт дальше. А его чавканье за столом… сводит с ума. И как прячет грязные носки! Думает, не замечу. Заснёт — я встаю, стираю, сушу, глажу… А утром он ещё и ворчит: «Куда ты мои любимые носки засунула?»
В груди стало так тесно, что, казалось, вот-вот задохнёшься.
— Он и правда обижал. Не раз. Мирились. Прощали. Но его родня… Отдельная история! На свадьбе поздравляли только его, будто меня и нет. Потом пересчитывали мои туфли, шептались, что я мотовка… А всё, что у меня было, — дешёвые вещи, сшитые подругой. Я всегда сама зарабатывала, ни у кого на шее не сидела!
Слёзы подступили к горлу.
— Но самое больное — это когда Настенька заболела. Мы метались по больницам, пока врачи не поставили диагноз. Я ночами не спала от страха. А он… молчал. Не обнял. Не сказал: «Всё будет хорошо». Как будто его там не было. Тогда мне казалось, мы потеряли друг друга навсегда…
И вдруг память вернула её в начало. Их начало.
Лето. Университет. Дождь. У неё не было даже зонта, платье промокло насквозь, ноги скользили по лужам.
— Где же взять эти чёртовы пять рублей? — думала она тогда. — Все скинулись на подарки преподавателям, а у меня… рубль двадцать. Бабушка отдала свои последние копейки. Мама и вовсе отрезала: «Не для того учишься, чтобы подхалимничать».
И вот — под ливнем, с комом обиды в горле, она шла по незнакомой улице. Вдруг над головой раскрылся зонт. Чёрный, с деревянной ручкой.
— Девушка, вы же совсем промокли. Зачем без зонта? — услышала она.
— А вам какое дело? — буркнула, не оборачиваясь.
— Просто хотел дать платок. Чистый. Вот, — голос был тёплый, чуть смущённый.
И он протянул ей белый платок в синюю клетку. От него пахло чем-то надёжным, уютным.
— Я — Григорий, — представился он. — А вы?
— Марина.
— Пойдёмте в кафе. Куплю вам чай и пирожное. Отогреетесь — расскажете, что случилось. Честное слово, я не злодей.
Она неожиданно легко согласилась. И там, за чашкой чая, впервые выложила незнакомцу всё, что наболело. А на прощанье он сунул ей пять рублей.
— Возьмите. И не вздумайте отказываться. Вы мне ничего не должны. Просто… не хочу, чтобы вы плакали из-за денег.
Через неделю она принесла эти деньги в парк. Он не взял.
— Знаете, каждый мужчина хочет чувствовать себя нужным. Вы дали мне этот шанс. И если позволите… я хотел бы быть рядом.
Так началась их история.
— Как ты догадался, что я плакала? — спрашивала она потом, уже став его женой.
— Сердцем почувствовал.
И сейчас, в темноте, рядом с этим седым, привычным, родным человеком, она вдруг осознала — он никогда не бросал её. Делил все невзгоды. Просто не всегда говорил то, что ей хотелось услышать.
— А может, это я изменилась? — мелькнула мысль.
Григорий во сне обнял её, прижал к себе, уткнулся носом в волосы. И на душе стало тепло, будто невидимая рука погладила по голове.
Утром за завтраком он улыбнулся:
— Проснулась, мурлыка моя?
— Что? Я храпела? — вспыхнула она.
— Нет… скорее, нежно посапывала. Как наш кот Барсик.
— Я?!
И тут она поняла: порой мы так всматриваемся в чужие недостатки, что не замечаем собственных. А счастье — оно тихое. В платочке, подаренном под дождём. В пирожном с чаем. В молчаливом «держись». В тёплом дыхании на затылке.
Главное — вовремя это разглядеть. И не растерять.