Когда я сегодня перебирал старые записи в дневнике, наткнулся на историю, от которой до сих пор щемит сердце. Это случилось прошлой осенью, но каждый раз, вспоминая те дни, чувствую, как наворачиваются слезы. Речь пойдет не просто о романтике, а о том, как жизнь порой делает такие виражи, что дух захватывает. О моей бабушке Надежде Федоровне, которой тогда как раз стукнуло 78.

Да, вы правильно поняли — в семьдесят восемь она снова пошла под венец. Ее жених, Алексей Петрович, был на два года старше. Познакомились они… ну, вы не поверите — у могильных оград. Звучит мрачновато, согласен. Но разве мы выбираем, где и когда встретить человека, который перевернет наш мир?

После смерти деда Миши Надежда Федоровна осталась одна. Десять лет она приходила на его могилу: поправляла венки, шептала что-то, будто отчитывалась за прожитый день. И вот однажды заметила старика, который так же часто навещал соседний участок. Он аккуратно подметал плиту, клал скромные гвоздики и подолгу сидел, сгорбившись.

Сначала — лишь кивки при встрече. Потом робкие «Доброго здоровья». А там и разговоры завязались: о дождике, о ценах на хлеб, о том, как тяжело терять близких. Выяснилось, что Алексея Петровича овдовел двенадцать лет назад. Дети — в Питере, приезжают раз в полгода. И вот эти короткие беседы с бабушкой стали для него глотком тепла.

Так завязалась их «могильная дружба», как она позже смеялась. Но однажды он предложил ее проводить. Шли через парк, вспоминали, как раньше трамваи ходили по другим маршрутам, как дешевле был сахар. А потом, глядя ей в глаза, вдруг сказал: «Наденька, а не надоело нам поодиночке доживать?»

Она рассмеялась, и больше слов не потребовалось.

Свадьбу сыграли тихую — только я, тетя Катя из соседнего подъезда да двое ее подруг с фабрики. Шампанское не откупоривали — Алексей Иванович с молодости не пьет. Поднял стакан с квасом, хотел сказать тост, но вдруг замер и долго смотрел на бабушку. В кухне стало так тихо, что слышно было, как за стеной капает кран.

«Надюш… — прошептал он. — Ты правда не узнала меня сначала?»

Мы переглянулись. Бабушка вдруг всплеснула руками, а потом кивнула, вытирая ладонью щеку.

«Узнала, Лешенька… Узнала сразу, как только ты в прошлый раз улыбнулся.»

Оказалось, их первый брак был в 1962-м. Ей — восемнадцать, ему — тридцать. Прожили месяц и разъехались: он считал ее непутевой, она его — занудным. Развелись без скандалов, но и без надежд.

Каждый прожил свою жизнь, вырастил детей, хоронил супругов. А потом судьба, словно шутки ради, свела их снова — не в кафе, не на лавочке у подъезда, а там, где обычно ставят точку. Только для них это стало запятой.

Теперь бабушка поет, когда моет посуду. Печет блины по утрам, хотя раньше говорила, что сил нет даже чай вскипятить. Алексей Петрович мастерит скворечники, чинит протекающие краны и по вечерам читает ей «Огонек». Они будто сбросили лет двадцать.

Я иногда подглядываю за ними через приоткрытую дверь и думаю: вот она — правда. Любовь не кончается. Она может уйти, затаиться, притвориться забытой, но если ей суждено вернуться — пробьется даже сквозь бетон. Даже если искать придется среди памятников и венков.

Не стоит спорить с провидением. Его почерк — загадочнее наших самых смелых фантазий.