Бывает, судьба подкидывает встречи, переворачивающие душу. Заставляющие остановиться, приглядеться, переосмыслить. Я человек чуткий, чужая боль для меня — как нож в сердце, и эта история до сих пор не даёт мне покоя. Уже неделю я просыпаюсь ночью — перед глазами стоит тот самый паренёк, которого повстречала возле вокзала в Самаре.
Шла я тогда к знакомой — день как день, город шумел, суетился. Народ спешил по делам, авто грохотали, ледяной ветер бил в лицо. Вдруг заметила в толпе маленькую фигурку. Сперва подумала — мальчишка. Но, приглядевшись, поняла: нет, это взрослый, просто худенький, да ещё и ходит как-то странно.
В руках он нёс щенка — лохматого, с мокрым носом и преданными глазами. Под мышкой — свёрток старых газет, едва не выпадающий. Движения у него были скованные, пальцы дрожали, лицо слегка перекошено. Стало ясно: у парня проблемы — то ли с головой, то ли с нервами. Но в глазах его светилось что-то такое доброе и чистое, что я не смогла пройти мимо.
Пока я разглядывала щенка, свёрток вывалился из его рук. Я кинулась поднимать. Собирая газеты, осторожно спросила:
— Зачем они тебе?
Он ответил тихо:
— На макулатуру сдам. Денег на корм пёсику заработаю.
Эти слова ударили больнее пощёчины.
Пока мы подбирали бумаги, он рассказал, что жил раньше с матерью. Когда она умерла, сестра продала их квартиру, забрала все деньги и уехала в Москву. Бросила его. Без паспорта, без помощи, без гроша. Без шансов.
Говорил он об этом без злобы. Как о чём-то неизбежном. Будто смирился давно. Теперь ютится в общаге для инвалидов, питается чем придётся, собирает бутылки и газеты, чтобы прокормить щенка. Зовут его Ваня. А пса… у того имени не было.
Прошло время. И вот как-то вечером, в лютый мороз, я снова увидела Ваню. Он шёл по улице, ведя на верёвочке подросшего пса — крепкого, весёлого. Тот узнал меня, бросился с визгом, хвостом вилял. Я достала из сумки кусок колбасы — пёс набросился так жадно, что сердце сжалось.
— Он у меня всё ест, — с гордостью сказал Ваня. — Но больше всего суп любит. Только мяса редко достаётся.
Разговорились. Он рассказал, как привязался к псу. Что тот — его единственный друг, радость и защита от одиночества. Спит с ним на одной койке, делится последним куском.
С детской надеждой в голосе Ваня вдруг спросил:
— А недавно мы дворняжку встретили. Похожа на него. Может, это мать его? Интересно, узнали бы друг друга?..
У меня в горле запершило. Еле сдержалась, чтобы не расплакаться прямо на улице, среди спешащих людей.
А потом он неожиданно сказал:
— Может, вы имя ему придумаете? Я никак не выберу. Всё зову просто «пёс».
Я кивнула.
— Пусть будет Снежок. Потому что вы для него — как первый снег, чистый и светлый.
Он обнял собаку, посмотрел на меня широко раскрытыми глазами и прошептал:
— Спасибо… Теперь он мой Снежок.
Шла домой с комом в горле. В голове крутилось: «Господи, как же мир жесток». У одних — дворцы, бриллианты, бездна денег. А у других — облезлая комната и последняя краюха хлеба, которую делят с псом. И всё равно — улыбаются.
Хотела бы помочь Ване, да только богатства у меня нет. Не могу изменить его жизнь. Но теперь, встречая его, всегда приношу что-нибудь: то хлеба, то тёплые варежки, то просто доброе слово. И знаете что? Он всегда сияет. Благодарит за мелочь, словно за царский подарок.
Такие люди — как звонок для остальных: счастье не в деньгах, не в званиях, не в хоромах. А в тёплой ладони. В преданном взгляде. В простом «ты не один».
Порой хочется крикнуть: «Люди! Опомнитесь! Сколько боли вокруг!» Но знаю — не услышат.
Значит, буду делать, что могу. Пусть хоть один Снежок и один Ваня будут сыты и не одиноки — тогда и жизнь моя не зря прошла.
