**Прошлое, за которое не отпускает**
Сейчас Дмитрию двадцать. Он живёт в Краснодаре, учится заочно, подрабатывает в автомастерской, строит свою жизнь, почти не думая о родном Новороссийске, где всё началось. Его мать, Анна, следит за его успехами с гордостью, но и с болью — слишком многое упустила. И теперь, когда сын вырос, она чувствует вину, которую не заглушить ни годами, ни оправданиями.
Она часто вспоминает прошлое, безуспешно пытаясь объяснить себе свои поступки. И вот однажды Анна решилась на откровенный разговор. Позвала Дмитрия в гости, напекла его любимых ватрушек, усадила за кухонный стол и, сжав руки, выдохнула:
— Прости меня, Митя… за всё. Я была плохой матерью.
Он молчал. Потом улыбнулся неестественно и пробормотал:
— Всё было нормально.
Но оба знали — это неправда. Его детство было холодным, одиноким, полным обиды и напрасного ожидания тепла, которое так и не пришло.
Дмитрий рос тихим, послушным мальчиком. Не капризничал, не требовал лишнего. Просто ждал, что однажды мать обнимет его, заметит, похвалит за пятерку или рисунок. Но чаще слышал упрёки, раздражение или молчаливое равнодушие. Анна срывалась, кричала, называла его «крестом», «ошибкой молодости». А он всё равно верил, всё равно тянулся к ней — за лаской, за признанием, за одним-единственным словом, которого так не хватало: «люблю».
Она и правда не любила. Или не умела. Судьба ударила её слишком рано. В шестнадцать — беременность. Парень сбежал, мать кричала, что позор на всю улицу, подруги отвернулись. Анна осталась одна.
— Сама виновата, — бросила ей мать сквозь слёзы, — теперь нянчь своё наказание.
Бабка обещала помогать, но подменяла её лишь тогда, когда Анна валилась с ног. Малыш орал по ночам, а она, рыдая, запиралась в ванной, чтобы не слышать. Ребёнок был для неё каторгой, тяжёлой ношей, от которой не избавиться.
Жизнь не щадила её. Денег вечно не хватало. Анна мыла подъезды, таскала мешки, потом убиралась в чужих квартирах, чтобы хоть как-то выжить. Учёбу бросила, радость потеряла. А ребёнок рос, требовал, болел. Она кормила, одевала, но души в него не вкладывала. Он ей мешал. И она этого не скрывала.
Когда Дмитрию исполнилось пять, бабка внезапно умерла — инфаркт. Дом опустел, стало ещё страшнее. Анна боялась завтрашнего дня, но не изменилась — лишь глубже захлопнулась в себе. Работала, училась заочно на бухгалтера, пытаясь выкарабкаться из нищеты. Деньги постепенно появились, стабильность — тоже. Но к сыну тепла так и не прибавилось.
Семнадцать лет. Дмитрий уезжает в Краснодар. Поступил, уехал — и Анна впервые за долгие годы вздохнула свободно. Но пустая квартира не принесла радости. Она ловила себя на вопросах: поел ли он? как справляется? И впервые что-то кольнуло в груди. Опоздала.
Сын сам звонил, рассказывал новости. Она слушала, пыталась отвечать мягче. Когда он приезжал, она ловила себя на радости — не от его возвращения, а от того, что он словно простил её. Без слов. Просто был рядом. Это он строил этот мост, шаг за шагом.
И вот теперь, спустя годы, Анна находит силы выговорить всё. Что ненавидела, что мечтала сбежать, что не справлялась. Что не любила, как положено. Всё это время она пряталась за обязанностями, так и не научившись быть матерью.
А он сидит напротив, взрослый, сдержанный, и повторяет:
— Всё было нормально.
Но в его голосе нет злобы. Только усталость. И прощение. Потому что он вырос. Потому что научился любить — даже ту, кто не сумела полюбить его.
