Возвращение из далёкого сна
В душной однушке на окраине Перми, где сквозь щели в рамах свистел колючий ветер, раздался резкий скрип. «Опять эта тварь! Сейчас дверь снесёт!» — проворчал Сергей, отрываясь от утренних хлопот с пелёнками. Босиком он шлёпнул к люльке, где маленький Ваня пускал слюнные пузыри и агукал. Удостоверившись, что сын цел, Сергей потопал к кухне, за дверью которой бушевал кот Кузьма.
Вырвавшись на свободу, Кузьма фыркнул с презрением и метнулся к детской кроватке. Ольга, жена Сергея, вскрикнула и рванулась вперёд, но муж удержал её: «Стой, давай глянем. Не дёргайся, как осиновый лист!» Кот, вопреки ожиданиям, не сделал ничего ужасного — лишь уставился на младенца, будто пытался разгадать, какое чудище поселилось в его вотчине. Потом медленно протянул лапу, когти убраны. Сергей кивнул, но Ольга снова затряслась: «Серёж, его надо выселить! Он Ваньку поцарапает!»
«Оля, ты чего? Кузьма нам как родной, хоть и своенравный. Сами же его избаловали!» — парировал Сергей, но слова не помогли. Ольгу, захлёстывал материнский ужас. «Видишь, как глаза сверкают? Он к ребёнку подбирается! Убери его, хоть к чёрту на рога!» — твердила она, сжимая Ваню. Через час Сергей, мрачнее тучи, запихал Кузьму в корзину и, хлопнув дверью, ушёл. Ольга, прижимая сына, смотрела, как машина с мужем и котом скрывается за поворотом, вздымая серую слякоть.
Сергей вернулся затемно. Весь день он провёл у друзей в деревне, уговаривая Кузьму, что там ему рай: мыши, простор, никаких цепных псов. Но кот, с самого начала сложив уши домиком, всем видом ясно давал понять — не верит ни слову. Дважды он смотрел Сергея в глаза так, что у того кровь стыла, и протяжно выводил: «Мяу-у-у?» — с тоской, будто спрашивал: «А я? Разве я не семья?» Когда Сергей уезжал, Кузьма даже не вышел проводить — лишь его зелёные глаза, казалось, кричали в спину.
На следующий вечер раздался звонок от друга Игоря: «Серёга, кот сбежал. Пролез сквозь дыру в заборе. Следы ведут к шоссе, в сторону города». Тридцать километров, две трассы, посёлки с одичавшими псами. У Кузьмы, жившего в четырёх стенах, шансов не было. Сергей лишь выдохнул матерное слово. Он понимал — Ольга в своём «материнском помешательстве» не виновата. В их хрущёвке не было места для кота, да и тот, с его кошачьей гордостью, не вынес бы заточения. Но грызущее чувство вины не отпускало.
Жизнь текла дальше. Весна принесла цветущие яблони, лето — духоту и тополиные «пуховые метели». Ваня научился сидеть и бодро ползал по манежу. И вот в один душный августовский день входная дверь затряслась от странных ударов, будто кто-то колотил по ней мокрым валенком. «Серёж, смотри, кто там!» — позвала Ольга. Сергей, копошившийся на балконе, приоткрыл дверь — и обомлел. В щель протиснулось нечто костлявое, покрытое колтунами. Это «нечто» ринулось к манежу.
Ольга вскрикнула, роняя чашку, узнав Кузьму. Кот, исхудавший до теневого силуэта, встал на задние лапы, упёрся передними в край манежа и заурчал, будто старый «Запорожец». «Кузя…» — голос Ольги дрогнул, слёзы хлынули ручьём. «Ну ты, бродяжка!» — Сергей подхватил кота, ощупал. Цел, хоть и чёрный, как трубочист. Без слов они ринулись в ванную. Кузьму нужно было спасать от грязи и паразитов.
День, выходной, превратился в ад. Кота мыли, сушили, кормили. Сергей слетал в магазин за кормом премиум-класса, потому что Кузьма, прежде привередливый, стащил со стола кусок бородинского и сожрал его за секунду. Ольга тем временем слала сообщения: «Кузя играет с Ваней! Он мурлычет, Серёж, громче пылесоса! Лоток помнит!» Сергей шёл домой, и сердце пело — семья снова в сборе: двое взрослых, их «человеческий детёныш» Ваня и его усатый страж Кузьма, который, приближаясь к малышу, словно надевал бархатные перчатки.
Кузьма стал тенью Вани. Даже на бабушек ворчал, когда те наклонялись к ребёнку. Родня, прежде морщившаяся при виде кота, теперь задумывалась о собственном. А Ольга расцвела. Чувство вины за изгнание Кузьмы ушло. Она поняла: без кота и дом — не дом.
