**Дневник. Разорванные струны**
Тесная кухня в деревенской избе, затерянной в рязанских лесах, дрожала от криков. «Да кому нужен ещё один едок?!» — орала Татьяна, тряся сковородой, с которой прыгала жареная картошка. Михаил, сгорбившись, сжимал в кулаке старый телефон. Только что ему сообщили: его сестра Ольга умерла, оставив десятилетнего Ваню сиротой.
«Тань, ну что ты? Парнишку жалко, он поможет по хозяйству, с нашими ребятами сдружится», — тихо пробормотал он, делая шаг к жене. Татьяна сверкнула глазами: «Нас и так пятеро в этой развалюхе! Все на головах друг у друга, а я теперь за твоего племянника отвечать должна? Пусть его в приют заберут! Отца ищите, раз сбежал этот гуляка!»
«Родители не дадут Ваню в детдом», — прошептал Михаил, оглядываясь, будто боялся, что из-за двери послышится голос стариков. «Я им ещё не сказал про Ольгу. Скандал будет, но мальчишку всё равно привезут». Татьяна стиснула зубы, выдохнула и, не сказав больше ни слова, резко отвернулась к плите. Михаил молча кивнул.
«Чего у тебя столько хлама?!» — ворчал он, запихивая Ванюны вещи в проржавевший багажник «Москвича». Мальчик молчал, упрямо глядя в сторону. Но когда Михаил небрежно схватил футляр со скрипкой, Ваня резко одернул его: «Осторожнее!» Дядя фыркнул: «Ну Ольга даёт, скрипку пацану впарила! Боксом бы занялся — не выглядел бы, как тростинка!» Ваня промолчал. Мама учила: слушай сердце, а не чужую злость.
Ольга была солнечным человеком — мягкой, тёплой, с улыбкой, которая не гасла даже в самые тяжёлые дни. Она работала на двух работах, но всегда находила время для музыки. «Поехали в деревню, нормально?» — спросил Михаил. Ваня не был готов. Всего неделю назад мамы не стало. Она долго болела, лежала в больнице, а он жил у тёти Марины. Её не пускали к маме, но та звонила, шептала в трубку: «Всё будет хорошо». Потом звонки прекратились. «Ковид, проклятый, её забрал», — всхлипнула тётя, и Ваня впервые заплакал, но быстро вытер слёзы — мама велела не показывать слабость чужим.
Дорога пролетела в молчании. Михаил бурчал про сенокос: «Пацаны с утра до ночи в поле, заодно отвлечёшься. Работа — лучше тоски». Ваня кивал, не слушая, сжимая скрипку, которую дядя в последний момент сунул ему в руки — вдруг разобьётся.
Дом встретил его покосившимся крыльцом и мутными стёклами. Ваня сглотнул. Он никогда не видел бабушку с дедом — мама избегала родни, и теперь он понимал почему. «Идём, покажу, где спать будешь», — буркнул Михаил. В крохотной комнате стояли две кровати. Ваня уже хотел положить вещи, как дверь распахнулась — на пороге стояли два загорелых пацана.
«Это моя кровать!» — рявкнул один, сбрасывая Ванюны вещи на пол. «Будешь в сенях ночевать или обратно в город!» — добавил второй, гладя шрам на щеке. Михаил почесал затылок: «Забыл сказать, раскладушку тебе поставим». Ваня осмотрел комнату, заваленную грязной одеждой — места не было.
Ночью он вышел к реке, достал потрёпанное фото мамы и заплакал. «Чего ревёшь, пацан?» — раздался мужской голос. Коренастый мужик присел рядом. «Ничего», — буркнул Ваня. «Ну и ладно. Я, например, ночью траву слушаю — как шелестит», — ухмыльнулся незнакомец. «Я — Генка». Мальчик кивнул: «Ваня». Генка рассказал про кузнечиков, посоветовал не грустить и ушёл. Ваня неожиданно быстро уснул.
Утро началось с толчков. «Вставай, щенок! А то пацаны всё съедят!» — орал Михаил. Татьяна, стоя у плиты, бросила на Ваню злой взгляд. В избе пахло коровами и кислым молоком. Мальчик сел за стол, ожидая еду. «У нас тут не ресторан!» — Татьяна швырнула ему тарелку с жирной яичницей. «Нож есть?» — спросил Ваня. Раздался хохот.
«Городской неженка!» — загоготал дед. Бабка Катя, сухая и строгая, перекрестилась: «Ольга хоть после смерти нас удивляет. Царство ей небесное. Восемь лет внука прятала, будто мы чужие».
«Почему вы так про маму?» — вырвалось у Вани. «Потому что сбежала, будто мы ей не семья!» — рявкнул Михаил. «Ничего, из тебя мужика сделаем. Иди с пацанами сено метать».
«Мне играть надо. Руки беречь», — прошептал Ваня.
«Баба!» — засмеялись пацаны.
В тот вечер, после ссоры, Ваня побежал к реке. Там уже сидел Генка. «Опять слезам веселишься?»
«Они маму ненавидят», — проговорил Ваня, сжимая скрипку со сломанными струнами.
«Давай починю», — Генка взял инструмент.
Прошли недели. Ваню гоняли с утра до ночи, обзывали, смеялись. Однажды он подслушал разговор Татьяны и бабки Кати: «Позорница! Ребёнка нагуляла, а мы её не выгнали. А она ещё и мужика бросила!»
В тот же вечер у реки Генка молча протянул ему скрипку.
«Спасибо», — прошептал Ваня.
«Вань, ты знаешь, кто твой отец?»
Мальчик помотал головой.
«Мы с Ольгой любили друг друга. Я уехал на заработки, вернулся — а она замужем. Потом узнал, что ты родился. Ты — мой сын». Генка показал родинку на руке — точь-в-точь как у Вани.
«Из-за тебя мама умерла!» — закричал Ваня и убежал.
Наутро Генка пришёл к калитке. «Забирай своё отродье и проваливай!» — завопила Татьяна.
Генка опустился перед Ваней на колени. «Прости. Я был дурак. Давай нач«Давай начнём всё с чистого листа, сынок», — прошептал Генка, и Ваня, почувствовав в его голосе ту же теплоту, что когда-то была в маминых словах, медленно кивнул.
