Она смотрела в окно. Отец уже стёр надпись со стены и теперь смывал из шланга остатки краски. Месяц назад кто-то начал по ночам выводить на фасаде дома напротив алые буквы: «Всё будет хорошо!». Никто так и не понял, кто это.
«Интересно, кому пишут?» — думала Даша. «Вот бы мне… Может, это Серёжа из параллельного класса наконец отыскал меня…» — ведь с тех пор, как она исчезла из школы, прошло полгода. Но тут же она ловила себя на мысли, что это глупости, и слёзы снова накатывали. Она сидела у окна, молча плача.
Во дворе отец, Николай Иванович, сматывал шланг, потом копошился у мусорных баков, подбирая рассыпанный мусор. Она перестала с ним говорить после выхода из комы. Спросила про маму — он не ответил, и всё стало ясно.
Ей объяснили: он не виноват в аварии. Сделал всё, что мог, даже больше, чем требуется. Но она всё равно злилась. Мужчина должен был спасти маму, даже ценой своей жизни.
Отец тоже молчал. Три месяца только виновато смотрел. Сначала пытался говорить, умолял ответить хоть словом. Потом сдался и пропадал на работе. Лишь изредка оставлял записку: «Задержусь до утра».
Недавно он сказал, что копит на операцию. Работает без отдыха, даже дворником подрабатывает в их же доме — лишь бы быстрее собрать нужную сумму. Теперь он стирал и эту дурацкую надпись напротив её окна.
Весна прошла. Настал день операции. Они сидели в предоперационной, украдкой поглядывая друг на друга. Когда её повезли в зал, отец догнал каталку, поцеловал в лоб и прошептал: «Всё будет хорошо…»
«Всё будет хорошо…» — твердила она, пока анестезиолог вводил препарат.
Операция прошла успешно. Врач уверял, что она снова сможет ходить, даже танцевать. Отец верил каждому его слову больше, чем она сама. На выписке выдали костыли, гору таблеток и расписание процедур.
Дома она сразу подкатила к окну — проверить. Стена была чистой, будто заново покрашенной. Дни тянулись в бесконечном круге таблеток и упражнений. Но тело понемногу слушалось. Она научилась стоять, потом делать шаги. К окну подойти боялась — вдруг опять ничего нет?
Но однажды пересилила страх. Доковыляла. Надпись была на месте. Красные буквы по-прежнему обещали: «Всё будет хорошо».
Лето прошло. Она уже свободно ходила по комнате. Как-то ночью её разбудила жажда. Впервые без коляски она пошла на кухню. В темноте споткнулась о рюкзак отца — он бросил его, спеша на ночную смену. Из кармана выкатились баллончики с краской. Один был без крышки, алый след ещё не засох.
Она замерла, опираясь о стену. Всё стало ясно.
Допив воду, она села за стол и смотрела, как лёд в стакане тает от её слёз.
Перед рассветом надела куртку, сунула баллончик в карман и вышла. Вернулась под утро и сразу уснула.
Отец, вернувшись, тихо зашёл в её комнату. Поправил одеяло, долго смотрел на её лицо. Что-то изменилось — исчезла привычная складка между бровей, губы больше не были сжаты. Она улыбалась во сне.
Подойдя к окну, он взглянул наружу — и застыл.
На стене напротив, криво, но ясно, горели алые буквы: «Спасибо, папа. Всё хорошо!»
Слёзы текли по его лицу. Он ждал этих слов так долго…
**Сегодня я понял: иногда тишина говорит громче слов, а любовь пишет их даже на стенах.**
