Мы с Антоном познакомились в университете и встречались почти год, прежде чем решили съехаться. Перебравшись в его семейный дом в Нижнем Новгороде, я оказалась под одной крышей с его матерью, Надеждой Петровной. Два года мы жили в её просторной трёхкомнатной квартире на окраине города, и, к моему удивлению, ладили с ней просто замечательно.
Надежда Петровна относилась ко мне тепло — подсказывала, как лучше вести хозяйство, угощала фирменными пирогами с капустой, а когда у нас с Антоном заканчивались деньги до зарплаты, незаметно подкладывала под салфетку несколько тысяч рублей. Я была счастлива, что свекровь приняла меня как родную. Её забота согревала, и мне казалось, что так будет всегда.
Когда Антон сделал предложение, я парила от счастья. Надежда Петровна не осталась в стороне: она подарила нам сто тысяч рублей на свадьбу. Мои родители, конечно, тоже помогли, но их вклад был скромнее. Торжество получилось по-настоящему царским: я в платье с ручной вышивкой, чёрная «Волга» с белыми лентами, трёхъярусный торт от лучшей кондитерской, банкет в ресторане «Волжские Зори». Гости не скупились на подарки, а мы с Антоном держались за руки и улыбались, как влюблённые подростки. Казалось, впереди — целая жизнь, полная радости.
Но через месяц после свадьбы всё пошло под откос. Однажды вечером Надежда Петровна позвала нас на кухню. В её голосе не было привычной мягкости, а взгляд стал каким-то чужим. «Давайте обсудим важное, — начала она, поправляя платок на плечах. — Я сделала для сына всё, что могла. Родила, подняла на ноги, выучила. Два года терпела вас в своём доме, даже в долги не раз залезала. Но теперь вы — семья. Пора встать на ноги. У вас есть месяц, чтобы снять жильё. Трудно будет — перетерпите. Молодые, здоровые, работа есть — не пропадёте. А мне всего пятьдесят пять — тоже хочется пожить для себя. И сразу скажу: с внуками сидеть не стану. Антона растила одна, без помощи. Вас двое — справитесь. Но в гости — милости просим. Так что не затягивайте с поисками.»
Я остолбенела. Антон молчал, уставившись в узор на клеёнке. Что происходит? Мы же никогда не ругались! В её большой квартире нам всем хватало места. Почему сейчас? Неужели мы ей мешали? Я всегда старалась быть идеальной невесткой — мыла посуду, гладила её блузки, слушала рассказы о советской юности…
Но хуже всего было то, что Антон даже не попытался возразить. «Хорошо, мам, мы съедем», — пробормотал он, не поднимая глаз. У меня подкашивались ноги. Как он мог? Почему не защитил нас? В тот же вечер он полез в интернет и начал звонить по объявлениям. А я сидела на краешке дивана, давилась слезами и понимала, что этот дом, где я чувствовала себя защищённой, больше не мой.
Я пыталась говорить с Антоном, но он лишь отмахивался: «Мать права, пора быть взрослыми». Но почему «взрослеть» нужно именно сейчас? Мы исправно платили за коммуналку, ходили за продуктами, не устраивали шумных вечеринок… Может, у Надежды Петровны появился ухажёр? Или она просто устала от нашего присутствия? В голове крутились десятки версий, но ни одна не приносила облегчения.
Теперь мы в спешке ищем жильё, а я всё не могу прийти в себя. Я искренне верила, что Надежда Петровна — добрая, мудрая женщина. Но оказалось, она может быть холодной, как февральский ветер за окном. Моя мечта о большой и дружной семье разбилась вдребезги, и я боюсь, что этот раскол между нами уже не залатать.
