Кот Мирон: Странник, перевернувший нашу жизнь
Когда годы сжали нас городской суетой, словно тисками, мы с супругой сделали шаг, изменивший всё: купили крошечный дом на краю тихой деревни, где небо сливается с землёй, а шум машин заменён шепотом берёз.
Мы выросли в Москве, в вечном гуле метро и пробок. Квартиры, учеба, свадьба, дети, свой крошечный магазинчик — годы пролетели, как поезд в тоннеле. Очнулись, лишь когда врачи, хмуря брови, велели «бежать» подальше от стресса. Так мы оказались в доме с покосившимся забором, где росли старые вишни и буйная смородина, в деревне под названием Тихое Устье.
Животных у нас никогда не было — в каменных джунглях не до них. Казалось, жизнь — это гонка, где отстанешь на секунду — и всё, пропал. Но тут, наконец, нашлось место для мечты. Участок зарос бурьяном, из печной трубы свили гнездо грачи, а полы скрипели, будто жалуясь. Но воздух пах дождём и хлебом, и это было счастьем. Мы, выросшие среди асфальта, вдруг очутились в другом мире. Первые недели ушли на борьбу с крапивой и попытки понять, как топить печь. Каждый день — новый урок, то смешной, то изнурительный.
А потом пришёл ОН. В тот знойный полдень, когда мы, вооружившись тяпками, воевали с лопухами, он появился. Огромный кот, шерсть — как ночная гроза, а на груди белое пятно, будто парадный орден. Возник из ниоткуда, сидел в высокой траве и смотрел жёлтыми глазами, полными древней кошачьей мудрости. Казалось, он решал: достойны ли мы, эти неловкие горожане, его внимания?
Мы заметили его не сразу. Кот, названный позже Мироном, несколько дней изучал нас из-за кустов. Его уши ловили каждый звук, словно радары, а взгляд был полон холодной любознательности. Я, будто пятилетний мальчишка, решил его подкормить. О котовьих вкусах не знал ничего — вынес кусок борща и котлету, оставшуюся с ужина.
Мирон не торопился. Обнюхал еду, посмотрел на меня свысока. Голод в нём боролся с гордостью. Я отошёл, делая вид, что занят. Тогда он, с достоинством царского посла, приблизился к миске и начал есть. Каждый кусок принимал как дань, а не подачку.
Я украдкой наблюдал. Кот не был бродягой — слишком уверенный, но шерсть сбилась в колтуны, будто он давно не знал ласки. Значит, были хозяева, но теперь их нет. Как завоевать доверие такого стоика? Мирон не ластился, не мяукал, но и не убегал. Просто ждал.
Дни шли, он стал приходить регулярно. Каждое утро — тень в траве, ленивое «мяу» в ответ на еду, затем исчезновение. Мы спрашивали соседей: чей? Откуда? Но лишь пожилая Агафья, торгующая молоком, всплеснула руками: «Да это же Мирон! Жил у прежних хозяев, а те, продав дом, бросили его, подлецы!»
Сердце сжалось. Вот почему он так долго не решался подойти. Вернулся в свой дом — а там чужаки. Ждал, сможем ли мы заменить тех, кто предал?
Мы с женой влюбились в этого кота. Умный, молчаливый, с взглядом, в котором — вся боль мира. Однажды я попытался поговорить с ним по-человечески. Уселся на крыльце, позвал. Он подошёл, сел в метре и уставился. Я рассказал ему, как купили дом, как радовались его приходу, как хотим, чтобы он остался. Говорил, что он — наш теперь, что мы его любим. Мирон слушал, не моргая, и я поклялся бы — он понимал.
Когда я замолчал, он встал, подошёл и ткнулся лбом мне в колено. В тот миг что-то щёлкнуло — он принял нас. Жена позвала к столу, и впервые Мирон вошёл в дом. Обнюхал каждый угол, но выбрал печку — там ему постелили старое ватное одеяло.
Он удивлял нас ежедневно. Ходил за нами, как тень, не отходя ни на шаг. А когда у жены болела голова, ложился ей на плечи, и его мурлыканье, глухое, как трактор вдали, гнало боль прочь.
Но однажды Мирон исчез. Три дня — ни слуху, ни духу. Мы обыскали всю деревню, плакали, рисовали объявления. А на четвёртый день он вернулся — измождённый, грязный, но с гордым видом. А в зубах — крошечный комочек, слепой котёнок цвета грозовой тучи. Мы кинулись спасать малыша, не заметив, как Мирон снова скрылся. Через час он принёс второго — такого же дрожащего комочка.
Всю ночь мы выхаживали найдёнышей, а Мирон наблюдал, свернувшись калачиком. Откуда они? Где мать? Тайна. Но теперь у нас был Мирон-отец и двое его детёнышей — Ванька да Марфушка.
Через месяц Марфушка, как отец, начала лечить жену — укладывалась на подушку и мурлыкала, пока мигрень не отступала. Мы, никогда не знавшие животных, теперь не понимали, как жили без них. Мирон показал нам, что зверь может быть вернее человека. Научил терпению, доброте, умению ждать.
Мы благодарим небо за этого кота-странника. И кланяемся всем брошенным душам — ищущим, ждущим, верящим. Пусть каждый найдёт свой дом. Пусть холода обойдут вас стороной.
