Если ты не отведёшь сына к отцу завтра, я выгоню вас обоих из дома! Мне не нужны ваши сопли и крики по ночам! Ты меня слышишь?
Эти слова ударили Злату, как пощёчину, обжигая щеки сильнее любого шлепка. Она сидела на краю их общей кровати, спиной к Станиславу, качая больного, беспокойного Кирилла, который ещё спал. Трёхлетний мальчишка тяжело дышал, пот стекал по лбу, а из груди время от времени вырывались жалобные всхлипы не истерика, а мучительный плач больного ребёнка. Температура не спадала, хотя лекарство уже прошло час. Злата ощупала маленькое тело и почувствовала, как горячо оно, а её сердце сжалось от бессилия и тревоги. За её спиной, на своей половине кровати, муж ворочался, скрипя зубами.
Она знала, что он не спит. Слышала его раздражённый фыркающий вдох, резкие повороты тела, как будто он отталкивал матрас. Это продолжалось уже около часа, с тех пор как температура Кирилла снова взлетела и он заплакал во сне. Станислав молчал, но в комнате почти ощутимо шипел его сдержанный гнев. Злата пыталась приглушить крики, прижимая сына крепче, шепча бессвязные успокоения, но жар и боль делали своё дело ребёнок не успокаивался.
И вдруг взрыв. Не просто крик, а рычание, от которого он бросился с кровати так, что пружины завизжали от возмущения. Злата отскочила и обернулась. Станислав стоял в центре комнаты, освещённый тусклым ночником, высокий и напряжённый, как натянутая струна. Его обычно красивое лицо искажалось гневом, глаза блеснули, как молния. В руке он держал подушку свою подушку, которую только что оторвал от кровати.
Не успела она произнести ни слова, как он бросил подушку в противоположную стену. Тупой глухой стук, подушка упала в безформенную кучу. Жест был настолько неожиданным, что Злата на мгновение замерла. Неужели это тот же Станислав, который шесть месяцев назад переносил Кирилла на плечах в парке, смеялся над его неуклюжими попытками бросить мяч в кольцо, терпеливо читал ему тракторную книжку десяток раз? Тот, кто перед свадьбой клялся, что Кирилл как его собственный сын, что он всегда мечтал о мальчике и готов стать настоящим отцом? Три месяца официального брака стерли эту идиллию, как будто её и не было. Маска любящего отчима и мужа сорвалась, обнажив уродливый, эгоистичный яд.
Станислав шагнул к кровати, нависая над ней. Его тень падала на неё и ребёнка огромная, угрожающая.
Я же просил: ты меня слышишь? прошипел он, опуская голос до шёпота, от которого Злату пробежал холод. Хватит этих ночных концертов! Я работаю, мне нужен сон, а не ваш вой! Завтра! И я не хочу видеть его лица здесь! Отведи его к папе, пусть он присмотрит!
Злата медленно подняла глаза. Шок отступил, уступив место холодному, звенящему возмущению. Она прижала сына ещё сильнее, будто защищала его не только от болезни, но и от волны ненависти, исходящей от мужчины, который недавно клялся любить их обоих.
Стан, ты с ума сошёл? попыталась она удержать голос. Какой папа? Ты же знаешь, что Игорь живёт в тысяче километров, видел Кирилла только раз, когда ему был месяц. Платит алименты нерегулярно, после скандалов. Ему нет дела до сына, ты об этом прекрасно знаешь! Куда я его отведу? Особенно сейчас, когда он болен!
Она говорила то, что уже обсуждалось сотни раз перед свадьбой. Станислав всегда кивал, сочувственно вздыхал, называл Игоря безответственным ублюдком и обещал, что он никогда не будет таким, что Кирилл его сын. Всё это исчезло.
Это не моя проблема! прервал он, без тени сочувствия, только ледяной раздражённостью. Мне всё равно, где живёт его папа и чего он хочет. Мне лишь важно, что я не могу спать в своём доме изза вашего ребёнка! Вы мать решайте проблему. Если хотите жить здесь избавьтесь от него. С глаз долой, с сердца вон. Завтра утром соберите его вещи и отправляйтесь к папе, бабушке, в интернат куда угодно! Но больше его здесь нет!
Он смотрел на неё, челюсти сжаты, глаза излучали надменное презрение, которое Злата всё чаще замечала в последние недели. И теперь объектом этого презрения стал её больной, беззащитный сын. И она сама.
Слова «интернат куда угодно!» зависли в комнате, как ядовитый туман. Злата посмотрела на него, и в её глазах больше не было замешательства. Внутри разгорелся холодный, яростный огонь. Интернат. Её сын. Больной Кирилл. Этот мужчина, её муж, только что предложил отправить ребёнка в интернат изза того, что он мешает ему спать. Это не просто ударило её это сжёг последние остатки иллюзий, последнюю крупицу надежды, что всё это лишь момент слабости. Нет, это его истинное лицо, и оно отвратительно.
Ты начала она, и к своему удивлению её голос звучал ровно, без дрожи, лишь с ледяными нотами, заставившими Станислава слегка вздёрнуть плечо. Ты действительно сказал про интернат?
Он замешкался, явно не ожидая такой холодной реакции, но быстро восстановил маску праведного гнева.
И что? фыркнул он, скрестив руки. Я просто предлагаю варианты. Если ты не можешь сама справиться с ребёнком, может, найдутся люди, которые умеют? Я не обязан терпеть это каждую ночь! Я женился на тебе, а не на твоих отпрысках.
«Отпрыск» прозвучало для Златы как нож. Раньше он называл его «Кирюша», «сынок», «наш мальчишка». Теперь «отпрыск». Она, не желая будить спящего Кирилла, встала с кровати, каждое движение было продуманным, полным решимости.
Знаешь, Стан, сказала она, стоя перед ним, глядя прямо в глаза, почти на одном уровне, я считаю,
