Предательство за тарелкой гречки: Как супруга и тёща сгубили мою семью
Меня зовут Артём Валерьевич. Мне тридцать шесть, и всё, что я создавал годами, развалилось из-за чёрствости самых близких. Полгода назад я оказался в пропасти: лишился работы, а с ней — и веры в будущее. Но поступок жены Светланы и её матери, Галины Степановны, перечеркнул всё. Пока я выбивался из сил, они кормили меня пустой гречкой, сами же ужинали изысканными блюдами. Их предательство стало последней каплей, и я ушёл, оставив за спиной лишь горечь.
Всё началось с увольнения с завода в провинциальном городке под Воронежем. Месяцы бесплодных поисков новой работы подкосили меня. В итоге устроился к приятелю — стал разнорабочим, латал трубы, собирал шкафы. Зарабатывал гроши, но это было хоть что-то. Возвращался домой вымотанный, мечтая о сытном ужине и поддержке. Но на столе меня ждала лишь пресная гречка. День за днём одно и то же. Сначала терпел, но однажды не сдержался: «Света, неужели нельзя хоть щи сварить? Или котлет приготовить?»
Тут ворвалась Галина Степановна, её голос звенел от злобы. «Артём, ты совсем совесть потерял? Гроши тащишь, а тут тебе котлет подавай! Радуйся, что гречку даём! Таким, как ты, и этого не положено!» — кричала она. Я онемел, чувствуя, как нутро сжимается от стыда. Светлана молчала, уткнувшись в тарелку. Ни звука в мою защиту. Тогда я понял — здесь я чужой.
Светлана на девятом месяце. Скоро родится наш сын, и я из кожи вон лез, чтобы найти достойную работу. Рассылал резюме, колесил на собеседования, но удача обходила стороной. После увольнения мы не смогли платить за квартиру и перебрались к тёще. Это стало моим личным чистилищем. Галина Степановна не упускала случая уязвить: «Мужик ты ненастоящий, семью содержать не можешь!» Я уходил на рассвете и возвращался затемно, лишь бы не слышать её едких речей.
Но правда, которую я узнал позже, добила меня. Пока я жевал свою гречку, они ужинали жареной уткой, картошкой с лисичками, салатами. Ели за закрытой дверью, а мне оставляли объедки. Это была не экономия — это было издевательство. Они не просто унижали, они дали понять, что я для них — ноль. В тот вечер я молча положил ключи на стол, собрал вещи и ушёл.
Вернулся к отцу в соседнее село. Через неделю повезло — устроился прорабом в строительную контору. Ещё через месяц снял комнату. Жизнь потихоньку налаживалась, но душа болела. Я не хочу возвращаться к Светлане. Она не сказала мне ни слова поддержки, когда я тонул. Её молчание, когда тёща поливала меня грязью, значило больше любых слов.
Недавно Галина Степановна дозвонилась до отца. Орала, что я обязан вернуться, что Светлана вот-вот родит, что я «семью бросил». Но я не беру трубку, не читаю их сообщения. Отец, сжав зубы, говорит: «Сын, ребёнок-то твой… Может, заберёшь хоть Свету?» Но не могу. Они показали, что я нужен им только как источник денег. Когда я был слаб, они отвернулись, а теперь, когда встал на ноги, требуют возврата. Это не семья. Это сделка.
Не знаю, что делать с ребёнком. Сердце разрывается при мысли, что он вырастет в той ледяной атмосфере, в которой жил я. Но простить их я не в силах. Их гречка стала символом предательства, и нет мне дороги туда, где меня не уважают. Разве я не заслужил семью, которая примет меня не за зарплату, а просто за то, что я есть?
Жизнь научила: если тебя топят, когда ты слаб, и тянут к себе, когда окрепнешь — это не любовь. Это расчет.
