Надежда Петровна возвращается из магазина, с трудом поднимаясь по лестнице на четвертый этаж. Сумки были тяжелыми, но жевать дешевый хлеб или выбирать самые низкие цены не позволяла долгая привычка экономить. Пенсия позволяла покупать только самые качественные продукты — хотя бы в память о том, как она сама в молодости выращивала сына, заботясь о нем одна, точь-в-точь как делала это сейчас.
В квартире царила тишина. Надежда Петровна поставила сумки на стол и принялась раскладывать покупки: батон черного хлеба, пачка молока, кусок сливочного масла, десяток яиц, набор яблок и груш, пол литра баклажанного соуса. Соус она купила по привычке — еще в те времена, когда Сергей приезжал к ней раз в месяц, он всегда просил добавить его к борщу. Теперь же сын не отвечал на звонки уже полгода, и даже на День Победы, который для него был когда-то важной датой, встал в категорию «когда-нибудь потом».
— Ну, Сереженька, — шепчет она, беря телефон и набирая хорошо знакомый номер. Гудки растягиваются, пока машина раздумывает, как ответить: «Абонент временно недоступен». Надежда Петровна опускает трубку на подоконник. Очередная попытка потерпела неудачу.
Вечером телефон молчит. Надежда Петровна включает телевизор — новостной шоу «Хочу жить в сказке» проехало мимо после рекламного перерыва. Она уставилась на экран, но глаза видели только синеватый экран и отражение собственной одинокой тени. Мысли снова возвращались к сыну, к памяти о том, как он, крошечный и темноволосый, запускал утку в магазине на перекрестье 2-й Красногвардейской и просил: «Мамуль, купи мне масличку с толстыми листиковыми по краям».
Сергей был ее гордостью, тем светlым пятном, которым она по праву могла гордиться. Но год за годом он терял связь, как будто родное имя влипла в коммунальную копирку и износило лояльность. Жена Алена, как и большинство молодых семей с цифрами на банковских картах, теперь жила в Казани. Там, по его рассказам, дом стоял рядом с святым местом, где каждые воскресенья пекли пироги с черносливом. А московская кухня Надежды Петровны, где вечно пахло морковью и солеными огурками, осталась позади.
Надежда Петровна завает чай, подкладывая в заварник пару ломтиков «Клубничная рябинка» с кремом. На душе неспокойно, но она старается не говорить об этом вслух. Даже если Сергею сейчас нужно триста часов на отпуск и одни отправить SMS с шаблоном «Знаю, что вы за нас», она готова терпеть. Пока. Немного. Еще немного.
Телефон звонит утром. Надежда Петровна хватает его с радостью, но голос на другом конце принадлежит Зинаиде Ивановне.
— Дорогая, ты как? Может, перекусишь с нами?
— Благодарна, Зина. Может, в другой раз? Я сегодня, наверное…
— Конечно, дочка. Выздоравливай. Если что — звони.
Телефон возвращается на полку. Зинаида хорошая, но сегодня Надежда Петровна не хочет ни с кем видеться. Она открывает приложение «ВКонтакте», где все еще светится имя сына в списке online. Дважды нажимает клавишу «Готов к работе», оставляя сухое сообщение: «Сереженька, ты же знаешь, как я тебя жду… Может, зайдешь?..
Ответ приходит через шесть часов: короткий, с виртуальными кавычками вокруг слов: «Ну, очень занят, но, может, через месяц». Надежда Петровна закрывает экран. Все, как и раньше. Всегда слишком. Всегда потом.
Однажды, пролистывая свою ленту, она находит фото в новостной истории Сергея. На заднем фоне — отель на берегу Крыма, он стоит с женой и черно-белой собакой на поводке. Лайк с подписью: «Новые горизонты!» и фраза «Успеха вам!» (от кого, неважно).
Сердце сжимается. Новостной всплеск породил в голове гораздо более больной вопрос: «А я, если что, говорю?» Она набирает номер, прервала свои🎄Tonight)…
Сергей отвечает, голос бодрый, как будто они с ней разговаривают о погоде, а не о жизни.
— Привет, мам! Как ты?
— Сережа… я вижу, он купил дом. Поздравляю… почему не сказал?
— Да ладно… забыл. Столько всего… Извини…
— Когда приедешь? Я так…
— Сейчас времени нет. Может, приедешь ты? Мы в Крыму…
— Во! И как я доведу до этого места? Там же…
— Мы с тобой созвонимся позже, мама. Бегу! — и звонок оборван.
Надежда Петровна садится за стол, берет персик и паюсит в надежде, что он запомнится сыну. паюсит в надежде, что он запомнится сыну. или нет? Возможно, запомнится без того, чтобы она сама делала какие-то попытки запомниться.
Деньги в кошельке постепенно уменьшаются. Пироги с капустной начинкой или борщ с баклажанами на завтрак встречаются все чаще. Но в магазине возле дома принесли новые павелки и наклейки: «Цена пониженная!» и «Уже в наличии!» — теперь даже баночка соленых груш стоит 119 рублей вместо 145.
Когда Christmas приближается, Надежда Петровна принимает решение. Вешает на елку игрушки, покупает салаты с морковью в середине, вкусные куриные ножки и шампанское, которое до этого покупала только когда…
Тридцать первого декабря она начинает утру с мыслей о том, как Сергей(…)
Стрелки подошли к полночи. Надежда Петровна сидит у стола, напоминающего Берлин в 1944-ом, но без патронов. Собственное отражение отбрасывается в зеркале холодного яйца. Курорты на борту, включая Крым, мелькают в голове как странички из учебника, страницы, которые все-таки были выткены из её жизни. Еще немного. Еще немного повременить.
Она ложится спать в 3 часа, но телефон не звонит. Только в 7 утра, когда Зинаида приходит к ней за ключами, Надежда Петровна узнает про шаблонное поздравление, которое Саша кинул в Инстаграм.
— Он же тебя…
— Ничего. Он же твой сын, — пытается-не-может найти нужных слов Надежда Петровна.
Татьяна, та, что работает медсестрой в 2-ой палате, говорит:
— Ты его мать, а не параллельная линия! Если он не приходит, значит, надо ты прийти к нему.
— Он же рядом! В Казани!
— Аты понимаешь, что он может не после и жизни вспомнить? В возрасте, когда еще всего да образовалось?
После этого она идет домой и написывает: «Сережа, я знаю, что ты поздравил меня. Но я не спала, потому что ждала звонка. Я не хотела, но очень скучаю. Ты же знаешь, как я…?»
Звонок не идет. Но слово сложно. Слишком сложно. Тогда она добавляет себя в чат нового бизнес-проекта Сергея, который он ведет с бывшими одногруппниками.
Весенние мартовские души умирают медленно. Понемногу, как и Надежда Петровна. У нее начинаются шумы в сердце. Простуда затягивается. Давление поднимается. Постепенно, как если бы все это было спланировано.
Когда Зинаида возвращается об этом, она уже в поликлинике. Надежда Петровна сидит в очереди, пытаясь понять, не задумается ли Сергея, почему она заболела.
— Позвони ему. Он же твой сын. Ты же должна…
— Не хочу тревожить. У него и так…
— А ты ему мать, или нет?
Надежда Петровна молчит. Никто не задает вопрос. Потом возвращается домой и смотрит на ждущего Сашу. Он не делает сообщения. Он не звонит. Но все уже сделано. По-другому не может.
В конце апреля кто-то из соседей связывается с социальной службой. И вот — Елена, молодая женщина с апельсином в сумке, приходит к Надежде Петровне.
— Мы заботимся, — говорит она. — Помогаем бесплатно.
— А что, мне нельзя самой?
— Можно. Но тут много лесенок. И под шкафами пыль собирается.
Надежда Петровна садится на стул. Кормит Елену апельсином. Слушает, как та рассказывает…, как её бабушка жила одна, и до конца не понимала, что ей помогать было нужно не больным. Чтобы не стеснять.
— Может, стоит…
— А он что, согласится?
— Он же твой сын. А он же… ему нужно это знать.
Надежда Петровна смотрит на Елену. Вся её жизнь проходит перед глазами, как если бы она смотрела на вышивку, которую делала сама. Было время, когда она с удовольствием сшивала. Теперь же — она просто копается в пыли за шкафами.
Вечером она берет телефон и набирает. Сергей не отвечает. Потом, в полночь, на экране высвечивается: «Мама…». Она тянутся к клавиатуре и залипает на первой клавише. Сердце бьется, как будто она отрыла клад.
— Я заболела. Уже давно. Соскучился, потому что… я не могла.
— Почему ты не…
— Не хотела. Ты же занят. Для тебя это слишком…
— Мама… я завтра же…
— Нет. Не нужно. Я сейчас выздоровлю.
— А ты тогда пускай Она…
— Не хочу. Я больше не могу.
Звонок заканчивается. Сергей обещает привезти свои документы. Наконец, за две недели до начала лета, Надежда Петровна осознаёт, что теряет то, что было самое дорогое.
Она сбрасывает все вещи на стол. Собирает сумки. Заваривает чай. Последний. В квартире остаётся только деревянная кухонная лампа, которую она не договорила дополнить.
— Надежда Петровна, вы уезжаете? — спрашивает Зинаида, убирая зеленый веник.
— Нет. Я остаюсь с ним. Вот в Казани.
— Ну, тогда перестань так… его звать.
Надежда Петровна улыбается. Не-а. Каждый его зовет по-разному. Одни ждут, другие — требуют. А она — любит.
