Варвара Петровна обнаглела: жрёт всё, что готовлю, а сама даже хлеба не принесёт
Когда полгода назад свекровь заявилась на порог с чемоданом и заявлением: «Поживу у вас пару недель, у меня ремонт», я не возражала. Мы всегда ладили, ссор не было. Она казалась сдержанной, и я решила: переживём. Но полгода прошло, а я из терпеливой невестки превратилась в измотанную бабу с нервным тиком и лопающимся терпением.
Свекровь твердила, что у неё в квартире полы сгнили, трубы текут — всё, мол, разваливается. Рабочих поселила у себя, а сама — к нам. Я и не догадывалась, что впускаю не «гостью на пару недель», а нахлебницу навсегда.
У меня с детства проблемы с желудком. Многое нельзя — только строгая диета: по часам, маленькими порциями, из своего списка продуктов. К мужу и ребёнку готовлю отдельно, себе — особо. Закупаюсь впрок, готовлю заранее, раскладываю по контейнерам — чтобы под рукой.
Но с приездом свекрови всё полетело к чертям. Она ночами шарила по холодильнику. Причём именно по моим запасам. Сначала думала — ошиблась. Потом поняла: закономерность. Любимое её время — три часа ночи. Встаёт, открывает холодильник и вычищает всё, что я себе приготовила. Кабачки, курицу, зелень, даже овсяный отвар — ничего не остаётся. А утром с каменным лицом заявляет, что мне всё мерещится, и «раньше люди ели что дали, и ничего».
Пробовала говорить по-хорошему: «Варвара Петровна, я же больная человек. Мне нельзя голодать, нельзя есть что попало. Мне эта еда нужна». Она кивала… и продолжала в том же духе. Стала прятать продукты — даже подписала контейнеры. Без толку. Они исчезали, а она бурчала: «Брокколи — гадость», но съедала до последнего листика.
Поняла: это не случайность. Это назло. Она всегда считала, что мои болезни — выдумка. «В наше время все ели что дали — и живы!» — орала она по утрам, глядя на меня как на истеричку.
С каждым днём мне было хуже. Проснусь — еды нет. Днём — то же самое. Стала хватать что попало — в итоге срыв. Организм сдавал: боли, слабость, нервы. А мне нельзя нервничать! Уже спать не могла: боялась проснуться к пустому холодильнику.
Попыталась через мужа. Рассказала всё. Он послушал и выдал:
— Ну готовь больше. Мама старая, ей кушать надо.
Меня чуть удар не хватил. «Серёжа, ты в своём уме? Я еле пакеты таскаю. У нас денег на трёх взрослых не хватит!» Варвара Петровна за полгода не принесла ни крошки. Даже пачку соли не купила. Не то чтобы помочь — только диван давит, сериалы смотрит и делает вид, что так и надо.
Дошло до отчаяния. Зашла в столовую у дома, разрыдалась официантке: дома жрать нечего, здоровье кончается. Та сжалилась, уговорила повара готовить мне диетическое. Стала там питаться. Но это разорительно.
Уже думала — может, на холодильник замок повесить? Или снимать комнату? Но куда с ребёнком? На съём денег нет, а свекровь и ухом не ведёт:
— Я за свою жизнь настряпалась. Теперь только есть хочу. Готовить? Сами валюхи.
А вчера — последняя зарубка. Увидела, как она достала мой контейнер, села и… сожрала весь мой обед. Без зазрения совести. Я вышла, заперлась в ванной и ревела. Тихо, чтобы не услышали.
Муж начал понимать. Сам остался без ужина — пришлось варить борщ. Теперь хоть чуть-чуть видит, что его мамаша — не «бедная старушка», а жадная тётя с аппетитом гиены.
Но мне не легче. Она всё равно тут. Ей хоть бы хны. Она уверена, что так и надо. Только я, похоже, больше не выдержу. Если Сергей не поставит точку — уйду. Пусть ему решать, кого кормить: меня или свою «мамочку-обжору».
