— Да ты чего несешь, Танька?! Быть такого не может! — Валентина Павловна так сильно ударила кулаком по столу, что подпрыгнули чашки с недопитым чаем. — Ты точно его видела? Может, померещилось?
— Мам, да я же глазами видела! — Таня нервно курила на кухне, пепел стряхивала прямо на пол. — Стоял у почты, разговаривал с Николаем Петровичем. Постарел, конечно, седой весь, но это точно он, наш Серега. Я чуть в обморок не рухнула!
— Господи помилуй… — женщина опустилась на стул, прижала руку к сердцу. — Давай мне валерьянки! Быстрее!
Таня бросилась к аптечке, руки тряслись так, что никак не получалось открыть флакон.
— Мам, успокойся! Может, он просто проездом. Дела у него тут какие-то…
— Какие дела?! — Валентина Павловна залпом выпила валерьянку, поморщилась. — Что ему тут делать после всего? Думал, мы забыли? Простили?
Дверь хлопнула, в прихожей послышались тяжелые шаги. Женщины замерли. В кухню вошел Иван Васильевич, муж Валентины Павловны, снял потрепанную кепку, повесил на крючок телогрейку.
— Что это вы тут как заговорщицы? — буркнул он, подошел к раковине, начал мыть руки. — Физиономии у вас… Кто-то умер, что ли?
— Ваня… — Валентина Павловна с трудом сглотнула ком в горле. — Серега вернулся.
Мужчина застыл, вода из крана лилась, а он стоял с намыленными руками и смотрел в окно.
— Врешь, — тихо сказал он.
— Таня видела. У почты стоял.
Иван Васильевич медленно смыл мыло, вытер руки полотенцем. Лицо стало каменным.
— Значит, решил-таки показаться, сволочь. Думал, время лечит? Как бы не так! — Он сел за стол, налил себе чай из заварника. — А Ольга знает?
— С чего бы? Она с утра в огороде копошится, — Таня затушила сигарету в блюдце. — Сказать ей?
— Сказать?! — взорвался Иван Васильевич. — Ты видела ее вчера? Как она радовалась, что внучку в институт приняли? Впервые за десять лет по-настоящему улыбалась! И ты хочешь все испортить?
Валентина Павловна тяжело вздохнула, стала собирать со стола крошки.
— Ваня, но если он правда здесь, она же сама его увидит. Город маленький, не спрячешься. Лучше мы скажем, чем она случайно наткнется…
— Господи, как же так вышло… — мужчина провел рукой по лицу. — Жили спокойно, Ольга вроде отошла, Катюша растет умницей… А теперь этот…
Таня подошла к окну, выглянула во двор.
— Может, он не к нам? Может, по делам? Вдруг…
— Какие дела! — фыркнул отец. — Какие у него тут дела? Все свои делишки он десять лет назад завершил, когда сбежал, как последний подлец!
В этот момент скрипнула калитка, и во двор вошла Ольга Сергеевна, младшая дочь Ивана Васильевича. Высокая, стройная, несмотря на свои сорок, она несла ведро с картошкой. Волосы, собранные в хвост, выбивались из-под платка, щеки горели от солнца.
— Картошка — загляденье! — крикнула она еще с крыльца. — Мам, сейчас почищу, поджарим с лучком!
Вошедшая в кухню, она сразу почувствовала напряжение.
— Что случилось? — насторожилась Ольга Сергеевна. — Вы все такие…
Валентина Павловна и Таня переглянулись. Иван Васильевич сидел, уткнувшись в чашку.
— Оля, садись, — тихо сказала мать.
— Мам, ты меня пугаешь. Что-то с Катей?
— С Катей все в порядке. Она в читальне. Оля… Сережа вернулся.
Ольга Сергеевна медленно опустилась на стул. Лицо побелело, руки легли на стол.
— Когда? — только и спросила она.
— Таня его сегодня видела. У почты, — Валентина Павловна осторожно погладила дочь по руке. — Детка, как ты? Может, валерьянки?
— Не надо, — Ольга Сергеевна покачала головой. — Я в порядке. Просто… не ждала. Думала, он никогда не вернется.
— Да и не надо было ему возвращаться! — не выдержал Иван Васильевич. — Нечего ему тут делать! Натворил дел — пусть там и живет, куда сбежал!
— Пап, хватит, — тихо сказала Ольга Сергеевна. — Это все в прошлом.
— В прошлом?! — отец вскочил. — А ты думаешь, я забыл, как ты ночами рыдала? Как Катя спрашивала, где папа? Как ты одна все тянула? Работа, ребенок, дом… А он где был?
— Ваня, успокойся, — Валентина Павловна встала, попыталась усадить мужа. — Не кричи. Соседи услышат.
— А пусть! Пусть все знают, какой он…
— Хватит, пап, — Ольга Сергеевна поднялась, подошла к окну. — Я понимаю, ты за меня переживаешь. Но криком делу не поможешь.
Она смотрела на огород, где ровными рядами росли овощи. Все эти годы она вкладывала душу в этот клочок земли, в дом, в дочь. Жила тихо, день за днем. Работала в школе учительницей, растила Катю, помогала родителям. Никого не подпускала близко, хоть сватались не раз. Не могла. Что-то внутри окаменело тогда, десять лет назад, когда он ушел.
— Таня, а он сильно изменился? — вдруг спросила она, не оборачиваясь.
Таня замялась.
— Ну… постарел. Седой. Худой. И одет… по-городскому.
— Значит, дела идут хорошо, — сухо заметила Ольга Сергеевна.
— Оль, — осторожно начала мать, — а ты… думала, что он может прийти? Захочет поговорить?
— Не знаю, мам. С одной стороны — хочется узнать, что с ним было. С другой — страшно.
Калитка снова скрипнула. Во двор вбежала семнадцатилетняя девушка, стройная, светловолосая, вылитая мать.
— Бабуля, дедуля! — закричала она с порога. — Мам! Ты представляешь, что мне Галя Морозова сказала?!
Катя влетела на кухню, запыхавшись.
— Говорит, моего отца в городе видели! Десять лет прошло, а она его узнала! Говорит, точно он!
Ольга Сергеевна обняла дочь и тихо прошептала: «Теперь нам вместе решать, какой будет наша новая жизнь».
