«Я не позволю, чтобы мою мать отправили в дом престарелых!» — тётя Лидия с напускной храбростью забрала бабушку к себе, а через три месяца мы узнали, что та всё-таки оказалась в таком заведении.
Никогда не забуду, как тётя Лида, сестра мамы, с театральным надрывом увезла нашу бабушку Зою к себе. Это было настоящее шоу — с криками, упрёками и слезами. Она так орала, будто хотела, чтобы весь наш посёлок под Костромой знал, какая она «спасительница», а мы — «чёрствые эгоисты».
«У вас совести нет! Я не брошу родную мать, как вы!» — бросала она маме в лицо с такой злостью, что до сих пор мороз по коже.
Её слова звучали как цитаты из пафосного романа о семейном долге, но за ними сквозила только злоба. Она изображала из себя святую, а нас выставляла бессердечными монстрами. Хотя правда была в том, что бабушке требовалась круглосуточная помощь, которой мы не могли обеспечить.
Всё началось после инсульта. Бабушка стала забывать вещи, путалась в комнатах, плакала без причины, а её поведение превратилось в сплошную загадку. Порой это было терпимо, но ситуация ухудшалась. Однажды мы пришли домой — и у нас волосы встали дыбом: везде горел свет, вода бежала из всех кранов, газовая плита была включена. Бабушка сидела в углу и что-то шептала, даже не понимая, что могла устроить катастрофу. Хорошо, что мы успели.
Врачи сказали без прикрас: болезнь будет прогрессировать. Таблетки лишь немного замедляли ужас, но чуда не предвиделось. Мы осознали — она не может оставаться одна, а мы не в состоянии быть рядом круглые сутки. Работа, дети, быт — всё это давило, и мы чувствовали своё полное бессилие.
После долгих слёз и споров решили найти хороший пансионат, где о ней будут заботиться профессионалы. Мы не хотели её бросать — мы хотели дать то, что сами не могли. Но когда об этом узнала тётя Лида, приехавшая из Рыбинска, она ворвалась к нам, как ураган.
«Как вам не стыдно?! Это же родная мать, а для вас она — ненужная ветошь?!» — кричала она, сверкая глазами.
Её слова резали, как лезвие. А потом, не слушая доводов, она просто схватила бабушку и уехала, хлопнув дверью так, что стёкла задрожали. Мы остались в тишине, ошарашенные её гневом.
Прошло три месяца. Три месяца тревоги. И вдруг — новость, от которой мы обомлели: тётя Лидия сама сдала бабушку в пансионат. Та самая, что клялась в вечной заботе. Оказалось, ухаживать за беспомощной старушкой — не геройство, а тяжёлый труд, к которому она не была готова.
Ирония судьбы ударила, как обухом по голове. Так и хотелось позвонить и крикнуть: «Ну что, тётя, где теперь твои высокие слова?» Но она не отвечала. Видимо, поняла, что перестаралась, но извиняться — не в её правилах. Так мы и остались с этим горьким осадком, а бабушка — в чужих стенах, без нас.
