**Вернуться не получится…**
Артём сошёл с поезда на вокзале родного города. Кивнул уставшей проводнице, поправил сумку через плечо и шагнул в подземный переход, где эхо гулко тараторило под сводами. В детстве они с друзьями носились здесь, кричали — казалось, будто их не трое, а целая толпа.
Наверху эхо отступило, затаилось. Он вдохнул прохладный воздух и засеменил к просыпающемуся городу.
— Подбросить куда? — прокричал таксист с привокзальной площади.
Артём отмахнулся, мол, не надо, сам дойду, и зашагал по знакомым улицам. Сердце ёкало то от радости, то от ноющей тяжести. Пересёк дорогу с ржавыми трамвайными рельсами — вагоны давно не ходили, но следы остались. Город старел, улицы захлебнулись машинами. Раньше тут сновали маршрутки с лихими водителями из соседних республик.
Вот и его двор. В панельной девятиэтажке жила Надя, а он — в кирпичной пятиэтажке напротив. Артём закрыл глаза, представил, как взбегает по лестнице, где помнит каждую выщерблину. Вот звонит в дверь, мама ахает, обнимает, шепчет ему в плечо: «Сынок…» Даже запах её духов вспомнил — «Красная Москва».
Иллюзия рассыпалась. Мама давно вышла замуж, уехала в область, квартиру продала. Он впервые за годы ехал к ней в гости, но не смог проехать мимо родного города — сошёл с поезда.
Перед подъездом с кодовым замком замер. Раньше его не было. Квартиру Нади нашёл бы с закрытыми глазами, но номер забыл. То ли третий этаж, то ли четвёртый?
Замок щёлкнул, дверь распахнулась. Выскочила шавка, залилась лаем. Следом выкатился сонный мужик, дёрнул поводок — пёс умолк.
Артём юркнул внутрь, вдохнул затхлый запах подъезда. Минуя лифт, полез по лестнице, перескакивая через ступеньку. На третьем этаже остановился. На дверях — номера, но на Надиной таблички не было. Значит, выше. Но и на четвёртом все двери были пронумерованы.
Рука сама потянулась к звонку, но он одёрнул её. Рано ещё, всех разбудит. Перед глазами всплыло лицо Нади — курносое, с веснушками. Вот она откроет, сдует чёлку, улыбнётся, между губ блеснёт белая полоска зубов…
Сердце ныло. Артём прислонился к стене.
***
— Заходи быстрее! — Надя втянула его в прихожую, захлопнула дверь. Они замерли, потом кинулись друг к другу, слились в поцелуе…
— А я всё вижу, — раздался тонкий голосок.
Надя отпрянула. В дверях стояла девочка лет пяти, прижимая к груди потрёпанного мишку.
— Это Дашенька. Соседка попросила присмотреть, — вздохнула Надя. — А подглядывать нехорошо! — погрозила она ребёнку.
Артём скинул кроссовки, прошёл в комнату. Надя присела перед девочкой:
— Дашенька, давай на полчасика к себе. Я тебе «Ну, погоди!» включу.
— Не хочу, страшно! — надулась та.
— Смотри, когда стрелка вот сюда дойдёт, я за тобой приду. И мороженое куплю.
— Сейчас купи!
— Потом. Пойдём. — Надя подхватила её за руку.
— Это твой жених? — уточнила Даша.
— Друг. Нам поговорить надо. — Она вывела девочку в коридор.
Артём бродил по комнате, трогал безделушки, книги.
— Ну вот, — вбежала Надя. — Почему так поздно?
— Тренировку перенесли. Скоро соревнования, пропустить нельзя. — Он охрип.
Он тянулся к её губам, но она увернулась, потянула его в спальню.
— Мать скоро вернётся. Если её подвезут, то… — не договорила, впилась в него поцелуем.
Сердце колотилось, в висках стучало.
— Мать сказала, к деду родственница приехала, теперь ей не надо ездить, — дрогнул голос Нади.
Они лежали, ещё не остыв.
— Потерпи. Через месяц — экзамены, выпускной, и мы… — Он снова потянулся к ней.
Надя вдруг оттолкнула его, вскочила, стала натягивать одежду.
— Вставай! За Дашкой надо, а то наябедничает… — Она выбежала, хлопнула дверью.
Когда вернулась с девочкой, Артём был одет, даже волосы пригладил.
— Мороженое обещали! — капризничала Даша.
— Я сбегаю, — вызвался Артём.
Его смущал её взгляд — будто она всё понимала. «Глупости, ей пять лет», — успокоил он себя, завязывая шнурки.
На улице ветер остудил разгорячённое лицо. Вернувшись с мороженым, он столкнулся с матерью Нади — та окинула его ледяным взглядом. Артём сунул пакет Даше и ушёл. По городу бродил до темноты.
***
Безумная любовь накрыла их в выпускном классе. Впервые стали близки на зимних каникулах, когда мать Нади уехала к простуженному деду. С тех пор ждали каждую её отлучку, обмениваясь на уроках тайными взглядами.
Мать уезжала утром в выходные — отвозила деду продукты, стирала бельё, ночевать не оставалась. В их распоряжении были считанные часы. В тот день тренировка сорвала планы, а соседка подкинула Дашку.
Однажды Надя призналась:
— Я беременна.
— Мы же предохранялись… — Он растерялся, но сказал то, что ждала: — После выпускного распишемся.
— Мне семнадцать… — она сглотнула слёзы.
— По справке можно. Я устроюсь…
— Мать убьёт, — прошептала Надя. — Она уже подозревает, перестала ездить к деду.
— Прорвёмся. Потерпи. — Он обнял её.
Но как сказать своей матери? Она мечтала, чтобы он поступил…
Мать Нади раскусила всё, когда та натягивала платье на выпускной — оно не сходилось на груди и талии.
— Ты… С этим… Ворониным?! — мать хватанула с кровати джинсы, стала хлестать дочь.
— Мы поженимся! — крикнула Надя.
— На что жить-то будете?
—Он вышел на перрон, в кармане зазвонил телефон — мама спрашивала, когда он приедет, а за спиной скрипнула дверь вагона, будто захлопнувшаяся навсегда страница прошлого.
