Ох, слушай, вот история…
— У тебя что, на стороне кто-то завелся? Я уже три месяца как без мужского тепла! Да что там… Тебя самого почти не вижу.
Игорь оторвался от экрана телефона, будто разгадывал сложный шифр. Вздохнул и только потом ответил:
— Даша… Ну вот опять? Ты же знаешь, работа, нервы… Я вообще просто поесть хотел.
— Ешь, кто мешает? Я ж ложку у тебя не вырываю. Просто я устала жить с тобой, как с соседом по комнате.
Даша села напротив, взяла мандарин из вазочки и начала его чистить. На душе — тревожно. Как тут не переживать, если муж словно сквозь тебя смотрит?
Игорь молча доел гречку с котлетой, не поднимая глаз, потом встал и отнес тарелку в раковину.
Вечер тянулся в гнетущей тишине.
— Мы вообще последний раз когда вдвоём что-то смотрели? — не выдержала Даша. — Я уже забыла, как ты смеёшься. Как выглядишь без телефона в руках. И твой гараж мне осточертел.
Он пожал плечами.
— А что смотреть? Твой «Бригаду»? Я прихожу, а ты уставшая. Или в телефоне. Или Маша не спит. Ну не знаю. Не в духе я.
— Ты не в духе уже пять лет!
В её голосе была не только злость, но и надежда. Может, наконец услышит? Но Игорь уперся в раковину, не поворачиваясь.
— Даш, мы не молодожёны. Ты думала, у нас вечно будет медовый месяц?
— Ну у моих родителей получается! Тридцать лет вместе. До сих пор обнимаются, гуляют, смеются!
— Может, я просто устал от этих вечных разборок? Не думала об этом?
Даша хотела ответить, но он резко развернулся, схватил ключи и вышел. Дверь хлопнула так, что в прихожей дрогнула куртка. Понятно. Снова гараж.
А ведь раньше всё было иначе. Они могли кутаться в плед и хохотать до слёз над «Особым отделом». Он гладил её по волосам, называл «солнышком» и наливал чай с лимоном, даже если еле стоял на ногах после смены.
А потом — беременность.
Даша набрала пятнадцать кило, ходила в мешковатых футболках, волосы собирала в хвост и махнула на маникюр. Все силы уходили на Машу: ночи без сна, кормления, подгузники. Говорила себе — потерплю немного. Но «немного» растянулось в года.
Игорь стал задерживаться на работе, а вечера проводил в гараже. Там был его мир: инструменты, двигатель, запчасти. Даша сначала думала — это нормально. Он устал, ему нужно отдохнуть.
Потом начала винить себя. Что перестала следить за собой, не старается. Начала краситься к его приходу, включать музыку, готовить сложные блюда, как раньше.
Но он уже не смотрел на неё с тем же обожанием.
Однако она заметила кое-что странное…
Сначала — мелочи. Раз — коврик в ванной мокрый, хотя она первая зашла. Салфетки на кухне — почти закончились, хотя утром были полные. Чашки стоят не на своих местах. Подушка лежит иначе. Мелочи, но их было слишком много.
Пока — недостаточно для выводов. Может, ей кажется? Но потом — новый «улик».
Однажды, застилая кровать, Даша нашла длинный рыжий волос. Не её. У неё — тёмные. У Маши — светлые и короткие. Волос лежал на подушке. Всё стало ясно.
Она не кричала. Просто убрала его в салфетку, выбросила. Потом вымыла руки, будто прикоснулась к чему-то грязному, и задумалась.
В конце концов купила камеру.
Спрятала её высоко, у книжной полки, рядом с искусственным цветком, который давно никто не трогал. Заметить было почти невозможно.
Даше было противно шпионить. Но оправдывала себя — она не лезет в душу. Просто хочет знать правду.
Пять дней — ничего. Только пустая комната да солнечные блики.
Она уже думала, что ошиблась, и даже обрадовалась.
Но однажды проверила камеру на работе — и едва не уронила телефон.
На её кровати сидела мать. Это ладно, у неё были ключи. Но рядом… мужчина лет пятидесяти, в тёмной рубашке. Лица сначала не видела, но потом он повернулся.
Не отец.
У Даши перехватило дыхание. Она смотрела на экран, надеясь — это ошибка, бред. Но мать смеялась, целовала его в щёку, а потом…
Даша не стала досматривать. Хватило и этого. Губы дрожали, тело стало ватным. Будто провалилась под лёд.
Её родители всегда были для неё опорой. Отец называл маму «девчонкой», целовал руки, они гуляли за руку даже в магазине. Когда у Даши были трудные дни, она думала о них. Как о примере.
Теперь этот мир рухнул.
Что делать с этим знанием?
Сказать мужу? Смешно. Придётся признаться в камере, слежке. Да и он тут ни при чём. Теперь она даже думала — зря на него злилась.
Сказать маме? Боже, как? «Мам, а ты давно этим занимаешься в моей постели?»
Но хуже всего — отец. Добрый, доверчивый, с тёплой улыбкой.
В тот день, когда она всё узнала, он принёс ей ветку сирени.
— Смотри, какая красота. Людке отнесу, она любит сирДаша сжала сиреневую ветку в руке, понимая, что теперь её мир никогда не будет прежним.
