Всё обрушилось на её голову.
— Ты опять с ней? Как будто мы в гареме живём… Как будто ты один муж на двоих, — Катя шагнула на кухню, даже не сняв сапоги, и нахмурилась.
Сергей стоял у стола, отвернувшись, с телефоном у уха. Говорил мягче обычного, будто вспоминал что-то давнее, забытое.
— Да-да, договорились. Завтра решим. Пока, — он бросил трубку на стол и обернулся. — Звонила Наташа. Про Илюшу.
Катя кивнула и прошла мимо, хотя внутри что-то холодное и противное скользнуло в самое нутро. Она не стала выяснять, что значит «решим». Просто зашла в ванную, открыла кран и долго стояла, глядя, как вода смывает с её пальцев невидимую грязь.
Но тепло не приходило.
Позже, когда Сергей завалился на диван с телефоном, Катя подсела рядом и заговорила. Осторожно, без упрёков: успела немного остыть.
— Ты знаешь… Иногда вы говорите так, будто вы не просто родители. Может, я преувеличиваю, но мне… это режет уши.
Он взглянул на неё и вздохнул. Не злился, но и не торопился успокаивать.
— Кать, ты же сама просила: «Общайся с сыном, будь рядом». Что тебе не нравится?
Тут её накрыло. Не злость, а растерянность. Она ведь действительно уговаривала его. Два года назад…
Тогда они только расписались. Всё было как в сказке. Новая двушка в ипотеку, ремонт — стандартный набор молодой семьи. Сергей пропадал на работе, но вечерами был дома, хоть и вымотанный. Катя радовалась даже его храпу ночью, когда он обнимал подушку.
Именно тогда она решила стать «хорошей».
— Почему ты не видишься с сыном? — спросила она как-то.
— Деньги перевожу, подарки дарим. Наташа не жалуется, — он пожал плечами, будто речь шла о счёте за свет.
— Серёж, ребёнку не только деньги нужны. Ему отец нужен. Неужели тебе не интересно, как он растёт?
Он отмахнулся. Подумал. А через пару недель всё завертелось: позвонил бывшей, предложил забирать Илюшу хотя бы на выходные. Наташа не отказалась. Даже сказала, что мальчику мужская рука полезна.
Катя поехала с ним на первую встречу. Илюша был щуплый, в дурацкой шапке с ушками. Смотрел на неё с недоверием и молчал. Но потом, у бабушки, вдруг оживился, когда она достала детское домино. Они играли до темноты. Сергей расслабился. И Кате казалось — вот оно, счастье. Теперь всё наладится.
Потом она часто вспоминала тот вечер. Как бабушка Нина плакала, обнимая внука. Как Илюша смеялся, когда они катались на велосипедах в парке. Как шептал ей: «Твой яблочный пирог вкуснее, чем у мамы».
Она рассказывала об этом подругам, маме. И гордилась собой.
— Я сама его подтолкнула. Теперь они как настоящая семья, — хвасталась Катя. — Я даже чувствую себя частью их жизни.
Но тревога уже подкрадывалась. Казалось, она открыла дверь, а оттуда потянуло сквозняком, затягивающим в чужую историю.
Месяц назад стало хуже. Катя сидела с Илюшей на кухне. Он уплетал вафли с вишнёвым вареньем. Болтал о школе, о любимом учителе физкультуры, а потом вдруг сказал:
— А когда мы с папой и мамой были в пиццерии, там робот пиццу разносил!
— С папой? — переспросила Катя, сжимая ложку.
— Ну да. В пятницу. Я попросил его сводить нас. Только он сказал — тебе не говорить. Ты же не скажешь? — он замер, поняв, что проболтался.
Катя улыбнулась, подложила ещё вафлю. Он не заметил ничего. Ему было весело.
А ей — нет.
Вечером она не кричала. Только спросила:
— Почему ты не сказал, что ходил с Наташей и Илюшей в пиццерию?
Между бровей Сергея легла морщина. Он сразу напрягся.
— Я не обязан отчитываться за каждый шаг. Это было для сына. Тут не о чем говорить.
Катя кивнула, но внутри что-то сломалось. Навсегда.
Сергей стал приходить поздно. Катя уже спала. Он проводил с чужой женщиной больше времени, чем с женой. Причины всегда были: сын, ремонт, помощь по дому.
Полгода назад всё было иначе. Катя лежала в клинике, проходя обследование. Сергей был рядом. Возил на УЗИ, носил её любимые мандарины, мчался ночью за шоколадкой. Он был заботливым. Только её.
Потом — пустота. Очередной «неудачный цикл», намёк врача на ЭКО. И взгляд Сергея потух. Он не ушёл, но теперь чаще говорил «решай сама» и «я не врач».
А тут — Наташа. С ремонтом, с сыном, с просьбами. Ему стало проще там. Там не надо было надеяться.
— Ты знаешь, Наташа совсем другая стала, — как-то сказала Оля, жена брата Сергея. — Мягкая, спокойная. Видно, жизнь налаживается.
Для Кати это был удар.
— Да, — кивнула она, глотая чай. — Хорошо, когда у кого-то всё хорошо.
Мир будто перекосило. У кого-то — хорошо. У неё — плохо.
Потом — телефон на кухне. Сергей в душе. Пальцы дрогнули. Она не хотела искать, но…
Переписка не была пошлой. Но тёплой. До боли.
— Спасибо, что доделал проводку. Я бы разорилась на электрике, — писала Наташа. — Инструменты оставила, пригодятся.
Катя пролистала дальше.
— Ты всегда рядом, Серёж. Даже спустя годы.
Голосовое. Она нажала.
— Спасибо. Без тебя бы не справилась. Ты как скала. Илюша счастлив. И я тоже.
Катя медленно положила телефон. Доказательств не было. Отрицаний — тоже.
Потом — свекровь. Звали за грибами. Катя отказалась, но приехала.
Они сидели на кухне. Галина Ивановна месила тесто, Катя смотрела в окно.
— Тяжело тебе, понимаю, — начала свекровь. — Но мы же все хотим, чтобы у Илюши был отец.
— Теперь у него есть отец. А у меня есть муж? — Катя не поворачивалась.
— Вы взрослые. Разберётесь. Может, проще с Наташей договориться, чем нервы трепать.
ДОна закрыла глаза, чувствуя, как тихий шёпот надежды наконец пробивается сквозь тяжёлый туман сомнений, и поняла — борьба за любовь только начинается.
