Драматическая битва за жизнь: врач, который не отступает
В тихом городке Приозёрске, где ветра с озера несут холод и сырость, в инфекционной больнице трудится доктор Елена. Говорят, она профессионал с большой буквы. Нам повезло с ней, хоть я ни разу не видела её лица без маски и защитных стёкол. Елена — инфекционист. Блестящий специалист, но, увы, не мастер утешений. За всё время лечения моей дочери она ни разу не бросила ни слова, способного унять тревогу, разрывающую мне сердце.
Елена говорит цифрами и фактами.
— Лейкоциты 12, — сухо произносит она, пробегая взглядом по карте.
— Это хороший результат? — спрашиваю я, сжимая руки.
— Меньше, чем было, но выше нормы. И родничок у Алины запал. Обезвоживание, — отвечает она, не поднимая глаз.
— Это опасно? — голос мой дрожит.
— Назначу лекарство, стабилизируем, — коротко отрезает она.
Слова её звучат резко, будто высечены скальпелем. Родители, чьи дети лежат здесь, осаждают Елену вопросами, требуя ясности. Она отвечает, но каждое её слово будто пропущено через фильтр осторожности. Будто любое может обернуться против неё. Она подбирает выражения с точностью хирурга, каждое подкреплено анализами. Ей хочется просто лечить — без лишних разговоров. Но так не бывает.
Я не могу понять, нравится ли мне Елена. Приходится доверять — жизнь моей Алины в её руках. Она не старается быть мягкой, не пытается успокоить мою панику или подарить надежду. Но, наверное, это и не её дело. Её задача — бороться с инфекцией, а не с моими страхами.
Сквозь запотевшие стёкла её очков я вижу усталые, воспалённые глаза. Она измотана. Возможно, даже плакала. Я перестаю задавать вопросы. И без них вижу, что Алине лучше. Ещё вчера дочь лежала без сил, а сегодня уже сидит на кровати, улыбается и с аппетитом грызёт грушу. Елена осматривает её, слушает лёгкие, подмигивает Алине.
— Молодец, — тихо говорит она.
Мне она ничего не говорит. Да я и не спрашиваю.
После обеда в больницу привезли годовалого Ваню. Его состояние тяжёлое, почти безнадёжное. Елена тут же хватает телефон и звонит в областную больницу. Здесь, в нашем инфекционном отделении, нет реанимации. Ване нужна помощь, которую мы не можем дать. Но из области отвечают холодно: нейроинфекция, мест нет, справляйтесь сами.
Её смена заканчивается в три. У неё есть муж, свои дети, дом, где её ждут. Но она не уходит. Ваня слишком плох, и Елена остаётся. Она спорит по телефону с областной больницей, требует невролога и редкий препарат. Спорит с мужем, который требует, чтобы она вернулась домой. Ведь дома — свои, а Ваня — чужой.
Медсёстры притихли. Они привыкли, что начальство уходит в три, и после этого в больнице наступает почти домашняя атмосфера. Но Елена здесь.
Ваня с матерью лежат за тонкой стенкой. Я слышу каждое слово. Мать, Ольга, звонит всем знакомым, просит молиться за сына. Подсказывает, какие молитвы читать — Сорокоуст, ещё что-то. Уверяет, что священник ближе к Богу, его слова весомее.
Вечером Елена заходит к ним. Говорит, что нужных лекарств тут нет, придётся покупать самим. Перечисляет названия, среди них — «Мексидол». Ольга взрывается:
— Мы налоги платим! Лечите ребёнка! Везде поборы! Я вас по судам затаскаю!
Елена молча выходит. Я знаю, о чём она. Алине тоже капают «Мексидол», и мы сами его покупали.
Ольга звонит мужу, кричит на врача, просит принести иконы и святую воду. У меня есть лишние ампулы. Я беру упаковку и выхожу в коридор, нарушая правила — боксы изолированы. Ищу Елену.
Нахожу в ординаторской. Она стоит спиной, диктуя по телефону список лекарств для Вани. Разговаривает с мужем.
— Сергей, сейчас надо. Привези. Дома справятся, они не малыши… — голос её дрожит.
Муж кричит в трубку.
— Сергей, аптека закрывается в десять. Потом будешь меня ругать. Купи лекарства…
— Вот «Мексидол», — говорю я, протягивая упаковку. — У меня лишний. Пусть не тратятся.
Елена вздрагивает, оборачивается. Впервые вижу её без маски. Красивая. Измотанная, но красивая.
— Спасибо, — тихо говорит она и добавляет в трубку: — «Мексидол» не надо, нашёлся…
Я незаметно кладу тысячу рублей в карман её халата.
— Ты с ума сошла, не надо! — она хватает мою руку.
— Это не тебе. Это Ване, — отвечаю я.
Она опускает глаза.
— Спасибо тебе, — шепчет и тут же поправляется: — Вам.
— Тебе, — говорю я и ухожу.
Ночью Ване хуже. Сквозь сон слышу, как Елена отдаёт распоряжения: какие капельницы ставить, чем сбить температуру. Фоном звучит молитва Ольги.
Когда заболела Алина, мне советовали разное. 85% говорили молиться, подсказывали какие молитвы читать, звать батюшку, ставить свечи. Уверяли: «Молитва матери со дна моря достанет». 5% советовали бабок, травы, заговоры. Остальные — искать хороших врачей или лететь за границу, потому что «у нас медицины нет».
К утру Ване легче. Он засыпает, температура спала. Ольга тоже спит — слышен её храп. Елена не сомкнула глаз всю ночь.
В девять утра её новая смена. Она делает обход. Заходит к нам.
— Лейкоциты 9, — говорит.
— Спасибо, — отвечаю.
— Хороший результат. Воспаление идёт на спад.
— Да, я поняла.
Я не спрашиваю ничего. Мне дико жаль Елену. Она снова в маске и очках, за которыми — красные, уставшие глаза. Идёт к другим пациентам.
В три её смена кончается. Ване уже намного лучше. Он проснулся, улыбается, поел. Перед уходом Елена заходит к ним проверить состояние. Слышу, как ласково уговаривает Ваню дать послушать лёгкие.
В этот момент у Ольги звонит телефон. Она кричит в восторге:
— ОТМОЛИЛИ ВАНЮ, ОТМОЛИЛИ!
Я смотрю в окно. Елена идёт домой. Походка тяжёлая, будто отдала все силы. Она блестящий инфекционист. И невероятно сильный человек. Посланник Бога, если угодно.
Это она победила болезнь Вани. УничтожилаЭто она победила, а теперь идёт домой — усталая, неуслышанная, но непобеждённая.
