По доброте сердечной: как мне воткнули нож в спину там, где ждала благодарность
Татьяна вышла из подъезда в спальном районе Екатеринбурга, поправляя сумку на плече. Обычное утро, рутинный маршрут до офиса. В этот момент на крыльцо вывалилась соседка — Алевтина, с помятым лицом и вечным выражением «жизнь — злая шутка».
— Эй, садись! — крикнула Татьяна, опуская стекло. — Довезу!
— Ой, родная, спасибо! — Алевтина тут же оживилась, шмыгнув в салон, словно её ждали. — А то на троллейбусе — будто в бочке с селёдками трясёшься…
Татьяна тогда ещё не знала, что эта сиюминутная жалость превратится в долгий кошмар.
Алевтина жила в квартире, больше напоминающей разграбленный склад: двое детей, бывший муж, сбежавший с кассиршей из «Пятёрочки», и вечный запах пережаренного подсолнечного масла. Татьяне же грех было жаловаться — муж-инженер, дочь в универе, дача под Первоуральском. И вот эта нелепая мысль: «Помочь надо. Ну хоть чем-то».
— Если надо, могу и вечером подбрасывать, — предложила она как-то, глядя на Алевтину, которая ковыряла облупленный лак на ногтях.
— Да ты святая! — затараторила та. — А то я после смены как выжатая тряпка, а дома ещё пельмени лепить…
Так и поехали — утром трещит Алевтина о новых долгах, вечером Татьяна терпит её нытьё про «всех мужиков к стенке».
Раз даже купила её детям подарки на Новый год — сказала, что на работе раздают бесплатно.
— Слушай, а мой Артёмка теперь будет с нами кататься, — объявила однажды Алевтина без предупреждения. — Школа у него рядом с моей работой.
С этого момента в машине стало тесно в прямом и переносном смысле. Мальчик пинал сиденье, крошки от булок сыпались на коврики, а когда Татьяна осторожно попросила его успокоиться, Алевтина взорвалась:
— Ты что, моему ребёнку указываешь?! Думаешь, раз на иномарке ездишь, то и цацкаться с тобой надо?!
После этого в салоне повисло молчание, густое, как смог над городом. Потом — взрыв. Алевтина на автобусе, Татьяна на такси. А когда машина наконец починилась после поломки, соседка уже ждала её у подъезда с лицом, как у кошки, которая только что съела чужую сметану.
— О, вернулась! — впрыгнула в салон, даже не спросив. — Вечером подождёшь? У меня родительское собрание.
Татьяна глубоко вдохнула:
— Всё. С сегодняшнего дня — каждый сам по себе.
Лицо Алевтины перекосилось, будто её ударило током.
— Ага, наигралась в благодетельницу?! Сейчас все узнают, какая ты на самом деле!
Дальше — классика. Шёпот в подъезде: «Татьяна — жадная стерва», «Смотрите, как людей с высокомерием унижает», «Наверное, мужу изменяет, вот и злость вымещает».
Татьяна не оправдывалась. Зачем? Добро в этой подъездной саге оказалось чем-то вроде разбитой люстры — красиво блестело, пока не рухнуло на голову осколками. Больше она никого не подвозила. Иногда кажется, что мир делится на тех, кто верит в доброту, и тех, кто использует её как бесплатный билет. И хорошо, если от этого билета отделаешься только грязными сиденьями и испорченным настроением.
