— Света, слушай… Мама опять приволокла сковородку, — Игорь заглянул на кухню, неловко почесывая затылок. — Говорит, немецкая, тефлоновая, лучше не бывает.
— Ну да, конечно. И теперь мы ей обязаны? — Светлана, не отрываясь от нарезки огурцов, усмехнулась с горечью.
— Ну… в общем, да, — Игорь замялся, опустив взгляд.
— А чек, наверное, уже под дном приклеен, чтобы не забыли, — съязвила жена. — Надоело это её «благородство»…
— Она считает, что наша старая уже никуда не годится.
— Игорь, у нас сковородок как в столовой! И все ещё отлично жарят!
Он постоял у двери, вздохнул и ушёл в комнату. Это была не первая «помощь» от его матери. Сначала новые простыни, потом тарелки, занавески, корзина для белья… Всё «от чистого сердца». А потом — намёки на деньги и вздохи о том, как тяжело жить на одну пенсию.
Алевтина Петровна, мать Игоря, появилась в их жизни недавно. Раньше она жила в глубинке под Рязанью, а внука видела только на фотках в соцсетях. Когда родился Ваня, она позвонила один раз, спросила, как назвали, и пропала. Светлана тогда облегчённо выдохнула: «Хорошо, хоть не будет свекрови, вечно лезущей в дела».
Но прошлой зимой всё изменилось. Алевтина поскользнулась на обледенелом крыльце и сломала шейку бедра. После больницы стало ясно: одной ей не справиться. Кроме Игоря, помочь было некому, и он, скрипя сердцем, предложил ей пожить у них.
— Пара месяцев, пока не поправится. Максимум — три.
Три месяца растянулись на полгода. Алевтина освоилась: заняла диван в гостиной, целыми днями трещала по телефону с подружками, смотрела сериалы на полной громкости. И, конечно, раздавала советы. Сначала безобидные, но в каждом — укол.
— Что за чайник такой маленький? — ворчала она. — Ковёр в прихожей давно не чистили? Как будто из прошлого века. И обои в зале уже выцвели!
Советы переросли в «подарки»: блендер, пароварка, новый утюг. Алевтина не спрашивала — просто приносила коробки со словами:
— Потом вернёте, я ведь вам не чужая. Всё для вашего же блага.
Светлана и Игорь не успевали отдавать деньги за её «щедрость». И даже когда Алевтина переехала в съёмную квартиру в соседнем доме, поток «подарков» не прекратился.
— Игорь, ты отдал за блендер? — спросила Светлана вечером, устало вытирая руки.
— Да. По частям.
— А за пароварку?
— Ещё две тысячи осталось.
Светлана покачала головой. Спорить уже не было сил. Работа, дом, Ваня, которого надо было собирать в первый класс, — всё это выматывало. Разговоры с Алевтиной вёл Игорь, но конец был всегда один: он пытался возражать, а она хваталась за сердце, вспоминая дорогие лекарства и крошечную пенсию. Игорь сдавался.
— Что я могу сделать? — оправдывался он. — Она ведь хочет как лучше.
— Она не хочет, Игорь. Она манипулирует. Просто делает это с улыбкой святой.
Он молчал, понимая, что жена права. Но внутри боролись долг перед матерью и желание защитить семью. Страх обидеть её был сильнее логики.
Самое страшное было в другом. Светлана, глядя на мужа, всё чаще думала о Ване. Он видел, как отец молчит, как принимает навязанную «заботу». Что вынесет из этого сын? Что нужно терпеть, когда взрослые лезут в твою жизнь? Что за «добро» надо платить, даже если оно душит?
Это осознание ударило, как гром. Так жить нельзя. Не из-за денег или сковородок — ради сына. Он должен знать: забота без уважения — не любовь, а кандалы в золотой обёртке.
Случай показать это представился сам.
Вернувшись с прогулки, Ваня шёл с опущенной головой. За ним, сияя, как ёлка, вошла Алевтина, нагруженная пакетами.
— Всё, собрали Ванюшу в школу! — объявила она. — Будет самым модным!
Светлана онемела. Накануне они с Игорем и Ваней обошли кучу магазинов, выбирали рюкзак с «Фиксиками», тетрадки, пенал.
— Что собрали? — голос дрогнул.
— Два костюма, на вырост. Куртку — дорогущую, зато тёплую. Кроссовки, ботинки… И пенал с каким-то мультяшным героем, синий, что ли. Ваня любит такое.
Ваня смотрел в пол. Алевтина ушла, пообещав «позвонить насчёт денег». Светлана подозвала сына.
— Ваня, ты сам это выбирал?
— Нет… — он теребил край футболки. — Бабушка сказала, что лучше знает. Пенал с Человеком-пауком. Я сказал, что он мне не нравится, но она не слушала. И ботинки жмут.
— Почему взял, если жмут?
— Она сказала, разносим.
Слова сына резали сильнее, чем счета за покупки. Он учился молчать, терпеть, быть удобным. Как она. Как Игорь.
Вечером позвонила Алевтина.
— Ну что, готовьте деньги. Костюмы, обувь, рюкзак — тысяч тридцать, не меньше. Чек на куртку скину.
Светлана сжала телефон так, что пальцы побелели.
— Алевтина Петровна, вы не могли спросить нас? Или хотя бы Ваню? Мы уже всё купили. И пенал с «Фиксиками», который он сам выбрал. И ботинки, в которых ему удобно.
— Вот как?! Я для вас стараюсь, а вы мне в лицо плюёте? Я лучше знаю, что нужно внуку! Кто его в школу поведёт? Я! Мне его растить! Неблагодарные!
Она бросила трубку.
Игорь съездил к ней, но вернулся с пустыми руками.
— Не открыла. Кричала через дверь, что мы её используем.
— И что ты сказал? — тихо спросила Светлана.
— Сказал, что ты права. Что я сам в детстве терпел такое. И что так нельзя.
Впервые он встал на её сторону без оговорок. Они были вместе — и это меняло всё.
Прошла неделя. Алевтина не звонила. Часть покупок удалось пристроить: рюкзак и пенал продали, костюм отдали знакомым. Куртку взяла сестра Светланы.
Но однажды Ваня вышел с телефоном, лицо напряжённое.
— Бабушка пишет… обещает подарить мне конструктор, если приду к ней в гости, — прошептал он, а Светлана, обняв сына, твёрдо ответила: «Скажи ей, что самые дорогие подарки — те, которые дарят просто так».
