Родители моего мужа, Димы, почему-то уверены, что я обязана отдавать им всю зарплату. Дима неоднократно пробовал с ними говорить, но их будто ветром задуло. Они убеждены: раз я теперь в их семье, то должна делиться каждой копейкой. Это началось почти сразу после свадьбы, и теперь я словно в клетке — не могу ни отступить, ни прорваться, чтобы не разрушить хрупкий мир.

Мы с Димой женаты два года. Встретились в университете — он сидел за одной партой с моей подругой. Влюбились, поженились. Он добрый, как летнее солнце, всегда меня поддержит. Но его родители, Галина Семёновна и Николай Васильевич, смотрели на меня исподлобья с самого начала. Думала, пройдёт — мало ли, я для них чужая, а Дима у них один, как перст. Но со временем их взгляды стали колоть, будто иголки.

Переехали к ним, чтобы сэкономить на съёмной квартире. Мечтали скопить на своё жильё — я работаю бухгалтером в конторе, Дима — мастером на заводе. Зарплаты скромные, но на жизнь хватает. Решили: часть — на сбережения, часть — на быт. Родители вроде бы согласились, но скоро начались намёки, будто тени на стене.

Галина Семёновна как-то за столом бросила: «Лена, раз ты в семье, то и вклад должен быть». Я опешила — мы же покупали продукты, платили за свет, я полы мыла, борщи варила… Но ей было мало. «Зарабатываешь? Отдавай в общий котёл, — сказала она. — Мы с Николаем так жили, и ничего».

Я попыталась объяснить про квартиру, но она отмахнулась: «Какая квартира? Места хватит». Николай Васильевич молчал, но его молчание было красноречивее крика. После этого разговора я стала чувствовать себя лишней, будто незваный гость.

Дима встал на мою сторону. Не раз говорил с ними, доказывал, что мы взрослые и сами решаем, что с деньгами делать. Но Галина Семёновна только шипела: «Ты что, семью предаёшь? Мы тебя подняли, а ты нас кидаешь?» Дима мучился — он их любит, ссориться не хочет. Но давление не ослабевало. Они начали считать, сколько я трачу на себя, ворчали, если я покупала кофту или крем. «Это лишнее, — качала головой тётя Галя. — Лучше бы в хозяйство вложилась».

Я стала винить себя. Может, они правы? Но потом вспоминала, как ночами училась, чтобы получить эту работу. Почему я должна отказываться от своих планов? Мы с Димой начали ссориться — не из-за нелюбви, а потому что эта канитель нас выматывала. Он не знал, как до родителей достучаться, а я не хотела быть причиной разлада.

Как-то вечером я не выдержала: «Может, съедем? Пусть будет тесно, но зато я не буду чувствовать себя должницей». Дима согласился, но признался: боится их обидеть. Они для него всю жизнь пахали, а теперь, по их логике, он должен «вернуть долг». Но почему этот долг весит на мне?

Решили поговорить вместе. Я собралась с духом: «Галина Семёновна, Николай Васильевич, мы благодарны за вашу помощь. Но у нас своя жизнь. Я не могу отдавать всю зарплату. Давайте договоримся, сколько мы будем платить за проживание». Они выслушали холодно: «Делайте, как хотите. Но в семье так не поступают».

После этого в доме стало душно, будто перед грозой. Я начала искать съёмное жильё, хотя понимала — будет трудно. Дима меня поддерживает, но вижу, как ему тяжело разрываться. Не хочу, чтобы он выбирал, но и жить под этим прессом больше не могу.

Эта история заставила меня задуматься: что такое семья? Для меня это опора, а не гиря на ногах. Я благодарна его родителям, но не готова хоронить свои мечты. Мы с Димой решили искать выход — может, найдём комнату. Главное — не дать этому кошмару разрушить нас.

Надеюсь, они когда-нибудь поймут. Может, просто боятся остаться одни. Я не злюсь, но хочу, чтобы уважали наши границы. А пока учусь быть крепче и верить, что мы с Димой выстоим, несмотря ни на что.