**Дневник. Запись от 14 ноября.**
Всё чаще ловлю себя на мысли, что моя мать готова броситься на помощь кому угодно. Вот только не нам. Мне тридцать два, а моя жизнь — бесконечная гонка между детьми, работой и этой проклятой квартирой. Иногда так горько, что хочется кричать. Ведь она — тот самый человек, который должен быть опорой, а вместо этого отвернулась, когда было тяжелее всего.
Недавно друга моего мужа, Игоря, пригласил нас на день рождения. У него под Москвой дом — баня, сад, даже ёлку к празднику уже нарядили. Дети у него ровесники наших, так что Игорь предложил остаться с ночёвкой: малышам весело, нам — отдых. Муж, Дмитрий, сразу загорелся: «Поедем, подышим воздухом, отвлечёмся!» Но у нас же вечный хаос: ремонт в разгаре, обои недоклеены, светильники валяются в углу. Я пыталась возразить: «Дима, как же квартира? За выходные могли бы всё доделать!» Но он настоял, и я, скрипя сердцем, согласилась.
Эта квартира — наша надежда и крест одновременно. Ипотека висит, как дамоклов меч, а мы ютимся у родни, мечвая о своём углу. Сдавать её не планировали, но тут мать, Валентина Петровна, огорошила: сын её подруги ищет жильё. «Давай поможем!» — заявила она, будто дело пустяковое. Я засомневалась: с роднёй и друзьями такие истории редко кончаются хорошо. Но Дмитрий поддержал: «Люди не чужие, да и мама твоя с их семьёй сто лет знакома. Если что — выселим». Я сдалась, надеясь на их порядочность. Договорились, что заселятся скоро, но ремонт ещё не закончен. Дмитрий пообещал управиться за неделю, и мы с головой погрузились в работу.
У нас двое детей, ипотека и жизнь, где каждая копейка на счету. Дмитрий пропадает на работе, а я, хоть и в декрете, подрабатываю — пишу дипломы студентам. «Сейчас сезон, — объясняю всем. — От заказов не отказываюсь, деньги лишними не бывают». Ремонт тянем сами, помогают разве что свекровь с детьми. «Я и заказы не бросаю, — шепчу себе под нос. — Клиентов подводить нельзя». Устаю так, что ноги подкашиваются.
Думали к выходным всё доделать и в воскресенье ключи отдать. Но тут — приглашение на день рождения. «А почему бы и нет? — решили мы. — Напишем, что задерживаемся на пару дней». Они, конечно, насупились, но согласились. Казалось, конфликт исчерпан.
А в пятницу, когда уже чемоданы собирали, раздался звонок. Мать. Не просто звонила — рыдала в трубку, переходя на истерику. «Как ты могла?! — кричала она. — Обещали ключи на выходные! Какой ещё день рождения? Где твоя совесть?» Я онемела. Да, договаривались, но ведь договоров не подписывали, денег не брали. «Так, слова же, — пыталась оправдаться. — Разве два дня что-то решат? У них же крыша над головой есть, родители в Москве. Если так срочно — снимут что-нибудь на время!»
Но мать не слушала. «Позор! — вопила она. — Как я теперь в глаза Людмиле Степановне посмотрю?» Для неё слово — закон, и никакие обстоятельства не оправдание. Я пыталась объяснить: дети, работа, мы не железные. В ответ — холодное: «Пообещали — выполняйте! А потом хоть на Луну летите!»
Чувствую себя преданной. «Мы же не преступники, — бормочу в пустоту. — Но для мамы мы — те, кто подвёл её подругу. Нашу усталость, наш надрыв она даже не хочет слышать». Валентина Петровна продолжает суетиться вокруг чужих людей, а на дочь и внуков у неё нет ни времени, ни сил. И больно осознавать: в её сердце для нас места не осталось.
