Осколки судьбы

В душной кухне старого дома в забытой богом деревне Глухово, затерянной среди рязанских лесов, бушевала буря. «Кому нужен ещё один обжора?!» — рявкнула Марфа, размахивая сковородой с пережаркой, готовая запустить её в мужа. Виктор, опустив голову, сжимал в потной ладони телефон. Только что позвонили из Рязани: его сестра умерла, бросив двенадцатилетнего сына Ваню без крова.

«Марфушка, ну что ты? Он же малец, будет вам по хозяйству помогать, да и ребятам компания», — шёпотом пробормотал Виктор, робко приближаясь. Но Марфа сверкнула глазами: «Нас и так шестеро в этой развалюхе! Все в одной комнате копошимся, а я теперь за твоим племянником ухаживать должна? Пусть в интернат его забирают или отца ищут! Смылся этот шалопай, а нам теперь расхлёбывай?»

«Родители не дадут Ваньку в детдом сдать», — прошептал Виктор, озираясь, будто боялся, что старики услышат. «Я им про Татьяну ещё не говорил. Истерику закатят, но парнишку всё равно привезут». Марфа, стиснув зубы, выдохнула, сдерживая ярость. «Я за ним нянькаться не стану!» — отрезала она, возвращаясь к плите. Виктор безмолвно кивнул.

«Что за хлам ты с собой приволок?» — бурчал Виктор, запихивая Ванины вещи в проржавевший багажник «Москвича», на котором он три часа тащился в город. Мальчик, насупившись, молчал, глядя в окно. Только когда Виктор грубо схватил футляр со скрипкой, Ваня тихо, но жёстко произнёс: «Осторожнее, она хрупкая». Виктор фыркнул: «Да Татьяна совсем рехнулась, пацана скрипке учить? Лучше бы в секцию отдала! То-то ты худой, будто тебя ветром сдувает. Скрипка, вот дела!» Ваня промолчал. Его мама, Татьяна, учила: слушай свой внутренний голос, а не чужие слова.

Татьяна была человеком редкой души — светлой, доброй, с улыбкой, которая не гасла даже в самые тёмные дни. Она билась, чтобы сын ни в чём не нуждался, хоть и жили они бедно. «Готов в деревню ехать?» — спросил Виктор. Ваня не был готов. Всего неделю назад он потерял мать. Татьяна долго болела, лежала в больнице, пока он жил у соседки. Её не пускали к ней, она звонила, обещала, что всё наладится. Потом звонки прекратились. Соседка, вытирая слёзы, сообщила: «Коронавирус, проклятый, унёс нашу Таню». Ваня плакал в подушку, помня мамин наказ: не показывай слабость чужим, доверяй только своим.

Три часа пути промелькнули как сон. Ваня боялся новой жизни, а ворчание Виктора усугубляло тревогу. «Приедем, денёк отдохнёшь, а потом на сенокос. Лето в разгаре, наши ребята с рассвета за работой. Хорошо отвлечёшься. Работа — лучший лекарь». Ваня кивал, не вникая, сжимая футляр со скрипкой, который Виктор сунул ему, чтоб не разбилась в багажнике.

Увидев дом — покосившуюся избу с запотевшими окнами, — Ваня сжался. Он никогда не бывал у бабушки с дедом. Татьяна с роднёй не общалась, и теперь он понимал почему. «Пошли, покажу где спать будешь», — буркнул Виктор. Ваня, прижимая скрипку, пошёл следом. В крохотной комнатке стояли две кровати. Малыш положил вещи на одну, но тут ворвались двое загорелых пацанов, его ровесников, в рваных майках.

«Это моя кровать!» — гаркнул один, сбрасывая Ванины вещи на пол. «Ты в сенях спать будешь, или катись обратно в город!» — прохрипел второй, с шрамом через щёку. Виктор почесал затылок: «Забыл сказать, тебе раскладушку поставим. Это койки Витька и Гришки». Ваня осмотрел заваленную грязным бельём комнату — раскладушка тут не поместится. Но выбора не было. Он втиснул скрипучую раскладушку и лёг, но уснуть не смог: Виктор храпел за стеной, а пацаны булькали носом, привыкшие к шуму.

Ваня вышел во двор, сел на колоду у реки и достал потрёпанное фото мамы. Её зелёные глаза светились лаской. Слёзы покатились по щекам. «Эй, пацан, чего нюни распустил?» — раздался голос. Низкий коренастый мужик присел рядом. «Ничего», — буркнул Ваня, вытирая лицо. «Ну, ладно. Я вот ночью природу слушаю», — усмехнулся мужик. «Я Иван». — «Ваня», — мальчик пожал руку. Иван рассказал про лягушек и кузнечиков, посоветовал идти дрыхнуть и ушёл. Ваня, к удивлению, быстро заснул.

В пять утра дом ожил: звенели ложки, пацаны, топча раскладушку, рванули к столу. «Ванька, давай жрать, а то всё слопают!» — крикнул Виктор. Марфа у печки фыркнула, бросив на мальчишку злобный взгляд. Дом вонялОн проснулся от громкого хлопка — это лопнула последняя струна на скрипке, но Ваня вдруг понял, что теперь у него есть родной человек, который научит его слышать музыку не в нотах, а в тихом шепоте реки и в шорохе листьев над головой.