Сестра стала мне словно чужая: хочет отобрать всё наследство, будто я для неё пустое место.
История, которая разрывает сердце и оставляет после себя лишь горечь.
Дорогие друзья.
Мне тяжело начать этот рассказ, потому что за последние месяцы я пережил столько боли, сколько не испытывал за все предыдущие годы. Если я решился на это письмо — значит, чаша терпения переполнилась. Хочу выговориться, может, станет хоть чуточку легче.
Я уже тридцать лет живу в России — уехал из родной деревни в Болгарии, едва мне исполнилось двадцать. Сначала вкалывал на стройке, потом выбился в люди, открыл своё дело, поднялся с колен. Женился, вырастил сына, построил дом, в котором мечтал дожить свои дни в спокойствии. Казалось, жизнь наконец-то наладилась. Но всё пошло под откос после смерти отца.
Мама ушла два года назад, и её уход оставил в душе рану, которая не заживает. Особенно для меня. Она всегда была тем человеком, который гасил ссоры, мирил нас, не давал семье развалиться. Теперь её нет — и началось то, чего я не мог представить даже в кошмарах.
Моя родная сестра, Анастасия, которая двадцать лет живёт в Германии, вдруг решила, что имеет право на всё родительское имущество. Да, вы не ослышались — на всё. За эти двадцать лет она приезжала в Россию раз-два в год, да и то — на пару недель. А я был рядом со стариками всегда. Водил их по больницам, ухаживал, чинил дом, обрабатывал огород.
Но как только не стало отца, Анастасия изменилась. Будто подменили человека. Её голос стал ледяным, взгляд — высокомерным, словно я для неё никто. Она заявила, что мы должны «разделить» имущество. Не обсудить, не договориться — а поделить. Будто наш дом — не родное гнездо, где мы выросли, а какая-то собственность на аукционе.
Я попытался до неё достучаться: «Ты же знаешь, я не требую всего. Но разве не справедливо, чтобы дом остался мне? Ведь это я ухаживал за ним, жил с родителями, растил здесь сына». А она в ответ — будто ножом по сердцу: «Ты просто всё захватил, а я тоже имею право». И представьте, у неё уже был наготове адвокат.
Но самое больное — она уверена, что я подделал документы. Что я, её родной брат, оказался настолько жадным, что решил оставить её ни с чем. Я до сих пор не могу в это поверить. Да, отец оставил завещание на меня. Но разве это не его право? Разве он не видел, кто был рядом, а кто — за тридевять земель, в своей новой жизни?
И ладно бы ей не на что было жить. Но Анастасия — в Германии, у неё коттедж, дети, муж с хорошей работой. Денег у них хватает. А я… Да, у меня есть своё дело, но я вкладывал всё в родителей, в их здоровье, в дом, который теперь хочет отнять человек, давно вычеркнувший нас из своей жизни.
А самое страшное — она говорит, что дело не в деньгах. Что это «принцип». Интересно, какой? Принцип растоптать семью? Принцип забрать то, что тебе не принадлежит?
Я вспоминаю наше детство. Как делили последнюю конфету, как прятались в саду от дождя, как строили шалаш из веток. Я любил её, радовался её успехам, гордился, когда она уехала учиться. А теперь — будто передо мной чужой. Почти враг.
Я не прошу жалости. Не ищу сочувствия. Просто хочу, чтобы кто-то понял: предательство родного человека — это особая боль. Она выедает душу, не даёт уснуть по ночам и заставляет сомневаться: а был ли смысл во всех этих годах заботы, в бессонных ночах у отцовской кровати, в поездках по врачам?
Я пока не знаю, как поступить. Идти в суд? Доказывать, что я не жулик, а просто сын, который не бросил родителей? Или махнуть рукой и отдать всё — пусть подавится?
Но я держусь не за дом. Я держусь за память. За справедливость. За то, что по праву принадлежит тем, кто не бежал, не предал, не забыл.
Хочется верить, что разум победит. Что сестра опомнится. Что вспомнит, как отец называл нас «две части одной души». Что поймёт: деньги купят многое, но не семью. Не уважение. И уж точно не любовь.
А пока я живу в тени этого проклятого спора. И каждую ночь молюсь, чтобы мама, если смотрит на нас с небес, не плакала слишком горько от того, во что мы превратились.
