**Когда перерыв становится точкой**
Сегодня он сказал это. Холодно, без колебаний, словно читал заученную фразу:
— Я устал. От тебя, от семьи, от серых будней. Мне нужно пожить отдельно. Разобраться в себе. — В его глазах не было ни капли тепла. — Нам скучно. Я слишком давно не был один. Беру тайм-аут.
Слова впились в сердце, как иглы. Десять лет брака. Нам обоим по тридцать пять. А нашему Артёму — всего три. Шесть лет мы пытались зачать его. Анализы, клиники, слёзы, молитвы. Помню, как он рыдал, увидев две полоски на тесте. Как завалил квартиру розами, когда нас выписали из роддома. А теперь — «перерыв».
Он собирал вещи молча, торопливо. Взял только зимние. Заходил на кухню — глотал коньяк, будто алкоголь придавал ему решимости. Артём тянулся к нему, лепетал: «Папа, играй!», но тот отворачивался. Через полчаса дверь захлопнулась. Он ушёл. Я осталась одна — с ребёнком, с тишиной, с пустотой.
Жили мы в бабушкиной квартире, так что хотя бы крыша над головой была. Но деньги кончались. Я уволилась с работы, когда сыну был год — он настоял.
— Мы так мечтали о ребёнке, — твердил Игорь. — Он не для садика. Сиди с ним. Я вас обеспечу.
И обеспечивал. Без вопросов, без упрёков. Мне казалось, наш брак идеален: уют, стабильность, планы на будущее. А он, оказывается, просто отсчитывал дни до этого «перерыва».
— У него другая, — уверяла подруга Света. — Все мужики так говорят: «устал, надо подумать». Подавай на алименты сейчас, пока он «размышляет». На что вы с ребёнком жить будете?
Так я и сделала. Подала на алименты, бросилась искать работу. Повезло — на старом месте как раз освободилась должность. Но с садиком проблема — я не стояла в очереди.
Мама, едва сводящая концы с пенсией в пятнадцать тысяч, вздохнула:
— Приводи. Тяжело, но справлюсь. Только еду приноси.
Заняла у Светы денег — на продукты, на проезд. А Игорь… Ни звонка, ни сообщения. Не спросил, чем кормлю сына, как плачу за квартиру. Его просто не было. Не в квартире — в нашей жизни.
А потом я увидела его. В кафе возле работы. За столиком — стройная брюнетка, лет на десять моложе. Они смеялись. Он гладил её руку. Выглядел счастливым. Я достала телефон, сделала фото — для суда. Без слёз, без скандала. Просто развернулась и ушла.
Жизнь понемногу налаживалась. В доме стало тише. Чище. Никто не разбрасывал носки, не орал из-за немытой тарелки. Не нужно было варить ненавистный мне холодец, который он обожал. И я вдруг осознала — мне легче без него.
Я начала вспоминать себя. Оказалось, я люблю хоккей, а не футбол. Что терпеть не могу этот парфюм, который он дарил каждый Новый год. Что мне идут короткие волосы, а не эти бесконечные косы. Что джинсы — моя стихия, а не платья «для приличных жён».
Я собирала себя по кусочкам. Через три месяца получила повышение. Перекрасила стены в любимый бирюзовый, выбросила весь его хлам, подала на развод.
С его ухода прошло восемь месяцев. Ни звонка, ни смс. А за два дня до суда он вдруг явился. С пионами, с корзиной фруктов.
— Я всё обдумал, — сказал. — Возвращаюсь. Но… — он поморщился, — зачем ты перекрасила стены? И стрижка… тебе не идёт.
— А я тоже кое-что обдумала, — ответила я. — Ты мне больше не нужен. Стены — мой выбор. И стрижка — тоже. Кстати, как зовут ту, кто «помогал тебе думать»?
Я показала фото. Он побелел.
— Я подаю на развод, — сказала спокойно. — Нам не по пути. В настоящей любви не бывает «перерывов».
Дверь закрылась. Навсегда. И я не жалею. Потому что наконец-то вернулась к себе. И поняла: я — это то, что мне действительно нужно.
