Когда перерыв оборачивается прощанием
— Я устал. Устал от тебя, от семьи, от этой рутины. Хочу пожить один. Разобраться в себе, — произнёс муж, избегая моего взгляда, будто читал приговор. — Мне с тобой скучно. Давно не был наедине с собой. Беру перерыв.
Эти слова ударили, как февральская вьюга, обжигая лицо. Десять лет брака. Нам обоим по тридцать пять. А нашему сыну, Тёме, едва исполнилось три. Пять долгих лет мы мечтали о нём — анализы, клиники, слёзы, надежды. А потом — две полоски, и он рыдал, стоя на коленях. В день выписки из роддома вся наша квартира в Петербурге утопала в розах. А теперь — просто перерыв…
Он молча складывал вещи, торопливо, словно боялся передумать. Взял только тёплые. Заходил на кухню, чтобы опрокинуть рюмку водки — будто она придавала ему решимости. Тёма тянулся к нему, лепетал что-то, но отец отворачивался, не слушал. Через час дверь хлопнула. Он ушёл. Я осталась — с ребёнком, с тишиной, с пустотой в доме.
Мы жили в квартире моей бабушки, так что о крыше над головой можно было не волноваться. Но денег катастрофически не хватало. Я уволилась с работы по настоянию мужа, когда Тёме было полтора.
— Мы так ждали этого ребёнка, — говорил Артём. — Он не для яслей. Воспитывай его сама. Я вас обеспечу.
И обеспечивал. Щедро, без вопросов. Мне казалось, я нашла идеал: уют, забота, общие мечты. А он, видимо, в это время считал дни до своего «перерыва».
— У него другая, я тебе говорю, — настаивала моя подруга Надя. — Устал, понимаешь? Все так говорят. Подавай на алименты, даже без развода. Как ты с ребёнком выживешь, пока он «разбирается»?
Так я и сделала. Подала на алименты и бросилась искать работу. Повезло — на старом месте как раз освободилась должность. Но с Тёмой было некому сидеть: в садик очередь, а я не записывалась.
Моя мать, едва сводящая концы с концами на пенсию в пятнадцать тысяч, вздохнула:
— Приводи. Тяжело, конечно, с этим ураганом, но справимся. Только продукты приноси.
Я заняла у Нади на еду и проезд. А Артём… ни звонка, ни сообщения. Не спросил, чем кормлю сына. Не поинтересовался, как плачу за квартиру. Его не было. Не физически — душевно.
А потом я его увидела. В кафе рядом с работой. За столиком — яркая брюнетка лет двадцати пяти. Они смеялись. Он держал её за руку. Вид — довольный, безмятежный. Достала телефон, сфотографировала. Для памяти. И пошла дальше. Без слёз. Без сцен.
Жизнь потихоньку налаживалась. Дышать стало легче. В доме — чище, спокойнее. Никто не разбрасывал носки. Не нужно было варить ненавистный мне рассольник, который он обожал. Никто не ворчал из-за немытИ когда спустя год я встретила его на улице — уже с другой, но всё таким же потерянным взглядом — я просто улыбнулась и прошла мимо, даже не вспомнив, как когда-то дрожала от одного звука его шагов.
