Вкус варенья — вкус потерь

Иван очнулся рано, как обычно. Но вместо привычного запаха оладий или гречневой каши, что по утрам наполнял их дом, стояла гробовая тишина. Холодная, чуждая. Даже самовар на столе оставался нетронутым. Он приподнялся на кровати, вслушался. Ни скрипа половиц, ни звуков самовара, ни тихого ворчания бабушки, что обычно суетилась на кухне, напевая старые песни. Сердце сжалось.

Он рванул в её комнату. Бабушка лежала на боку, будто пыталась подняться, но не сумела. Рука беспомощно свисала с края кровати, глаза полуприкрыты. Иван бросился к ней:

— Бабушка! Ты чего?!

Она еле шевельнула губами. Он осторожно перевернул её, чтобы уложить ровно, и побежал звонить. Набрал «03» дрожащими пальцами. Затем вернулся, начал собирать вещи: ночную рубашку, тёплый платок, тапочки. Громко перечислял вслух — лишь бы не слышать эту душащую тишину, ставшую вдруг такой чужой.

Когда приехали врачи, один из них отвел Ивана в сторону:

— Внук? Говорю прямо — плохо. В её годы шансов почти нет. Если выживет — с постели не поднимется. Может, даже говорить не сможет. Приготовься.

Иван не поверил. Да как так? Его бабушка — крепкая, бойкая, с искоркой в глазах! Пережила лихие 90-е, подняла его одного… Разве она может не справиться?

Он держал её руку всю дорогу до больницы. Шептал, что всё наладится. Что он рядом.

Когда бабушку увезли на обследование, Иван остался ждать. В голове не укладывалось: вчера она ещё стояла у печки, уговаривала «съесть ещё ложечку», а теперь лежала без движения. Её ладонь, всегда казавшаяся такой сильной, теперь была хрупкой, как сухая былинка.

Он вспоминал их жизнь. Мать бросила его грудным — уехала в Германию и не вернулась. Отца не знал. Только бабушка — его весь свет. А он… сколько раз хамил, грубил, хлопал дверью. А она лишь вздыхала и гладила по голове.

На третий день он пришёл и увидел пустую кровать.

— Ночью отошла, — равнодушно сказала соседка по палате, доедая хлеб.

Иван выбежал в коридор, нашёл врача. Тот протянул бумаги, что-то говорил про кладбище, но слова пролетали мимо. Он шёл домой, будто в тумане.

Дома позвонил бригадир:

— Через два дня выходи — или считай себя уволенным!

— Тогда увольняйте, — бросил Иван и бросил трубку.

На похороны пришли несколько старушек со двора. Соседка помогла с поминками. Иван сидел за столом, глядя на бабушку в траурной рамке. Она улыбалась с фотографии, будто говорила: «Не горюй. Всё наладится».

Позже соседка спросила:

— А ты знал, что мать приезжала?

Иван остолбенел. Нет. Не знал. Та хотела продать квартиру, забрать его за границу — новый муж прогорел с делом.

— Бабушка знала? — тихо выдохнул он.

— Знала. Очень переживала. Боялась, что уедешь и снова останешься один.

Иван разыскал мать. В дешёвой гостинице. Та даже не удивилась.

— Вырос, красавец. Весь в отца. Только упрямство моё, — фальшиво улыбнулась она. — Квартира же и моя. Мне деньги нужны.

— Бабушка всё переписала на меня. Ничего не получишь, — ответил Иван.

Лицо женщины исказилось.

— Врёшь! В суд подам!

— Она умерла. А ты даже не пришла. Уходи. Я тебя не знаю.

Он вышел и не оглянулся.

Через несколько дней в дверь постучали.

— Здравствуйте. Я из соцслужбы. Вы вызывали сиделку?

— Бабушки нет, — ответил он.

— Сочувствую… — тихо сказала девушка. — У меня тоже мама недавно ушла.

Они пили чай на кухне. Она не тронула бабушкину чашку. Рассказывала о своей матери. Потом предложила:

— Закрой глаза. Вспомни вкус, который был только у неё.

— Вишнёвое варенье, — прошептал Иван. — Целую банку мог умять.

— Вспомни его. Почувствуй. И она рядом. Ты не один.

Иван закрыл глаза. И бабушка, его родная, снова была здесь — такая, какой он её помнил.