Варенье из детства — вкус потерь
Иван проснулся утром, как обычно. Но вместо знакомого запаха горячих оладий или творожных сырников, наполнявших всю квартиру, царила тишина. Глубокая, пугающая. Даже чайник на плите был холодным. Он присел на кровать, прислушался. Ни шагов, ни привычного шума вытяжки, ни бабушкиного тихого напева на кухне. Сердце сжалось.
Он вскочил и бросился в её комнату. Бабушка лежала на боку, будто пыталась встать, но не смогла. Рука безвольно свешивалась с края кровати, глаза полуприкрыты. Иван упал перед ней на колени:
— Бабуль! Ты что?!
Губы её шевельнулись едва заметно. Он осторожно перевернул её на спину и побежал за телефоном. Скорую вызвал дрожащими пальцами. Потом стал собирать вещи: ночную сорочку, тёплый халат, мягкие тапочки. Комментировал вслух каждое движение — лишь бы не слышать эту зловещую тишину, ставшую вдруг чужой и бесконечной.
Когда приехали врачи, один из них отвел Ивана в сторону:
— Ты внук? Говорю прямо — дело плохо. В её возрасте шансов мало. Если выкарабкается — встать уже не сможет. Возможно, даже говорить не будет. Будь готов.
Иван не поверил. Его бабушка — сильная, бодрая, с живыми глазами! Она пережила лихие девяностые, одна подняла его… Как она может не справиться?
Всю дорогу до больницы он держал её руку. Говорил, что всё наладится. Что он рядом.
Когда бабушку увезли на обследование, он остался ждать. В голове не укладывалось: ещё вчера она стояла у плиты, уговаривала съесть «последний блинчик», а теперь лежала без движения. Её ладонь, всегда казавшаяся такой тёплой и крепкой, была теперь хрупкой, как сухая травинка.
Он вспомнил их жизнь. Мать бросила его младенцем — уехала за границу и не вернулась. Отца он не помнил. Бабушка была его целым миром. А он… сколько раз хамил, хлопал дверью, игнорировал её слова. А она лишь гладила его по голове и вздыхала.
На третий день он пришёл — кровать была пуста.
— Ночью ушла, — равнодушно сказала соседка по палате, не отрываясь от тарелки.
Иван выбежал в коридор, нашел врача. Тот протянул бумаги и что-то говорил про похороны, но слова доходили сквозь туман. Он шёл домой, не видя дороги.
Дома зазвонил телефон:
— Или завтра выходишь, или ищи другую работу!
— Увольняй, — бросил Иван и положил трубку.
На похоронах были лишь пара старушек с соседнего подъезда. Соседка помогла с организацией. Иван сидел за столом, глядя на бабушкину фотографию в черной рамке. Она улыбалась с неё, словно шептала: «Не горюй. Всё образуется».
Позже соседка негромко спросила:
— А ты в курсе, что мать приезжала?
Иван замер. Нет. Не знал. Та хотела продать квартиру, забрать его с собой, потому что её новый муж прогорел с делом.
— Бабушка знала? — спросил он чуть слышно.
— Знала. И боялась. Переживала, что опять останешься один.
Иван разыскал мать. В дешёвой гостинице. Та даже не удивилась.
— Какой стал. Весь в отца. Только упрямство моё, — фальшиво улыбнулась она. — Квартира ведь и моя доля. Мне нужны деньги.
— Бабушка переписала всё на меня. Ничего не получишь, — ответил он.
Лицо женщины исказилось.
— Врёшь! Пойду в суд!
— Она умерла. И ты даже не пришла. Уходи. Ты мне чужая.
Он вышел и не обернулся.
Через несколько дней в дверь постучали.
— Добрый день. Я из агентства по уходу. Вы вызывали?
— Бабушки больше нет, — ответил он.
— Сочувствую… — тихо сказала девушка. — У меня тоже недавно мамы не стало.
Они пили чай на кухне. Она не взяла бабушкину чашку. Рассказывала о своей матери. Потом предложила:
— Закрой глаза. Вспомни вкус, который был только у неё.
— Вишнёвое варенье, — прошептал он. — Я мог съесть целую банку.
— Вспомни его. Почувствуй. И она рядом. Ты не один.
Иван закрыл глаза. И бабушка, его родная бабушка, снова была здесь — такой, какой он помнил её всегда.
Иногда утрата становится острее, когда понимаешь: то, что казалось обыденным, было самым дорогим.
