В тихом городке под Владимиром, где золотая листва укрывает улицы плотным ковром, моя жизнь в пятьдесят пять лет рассыпается из-за женщины, которая должна была быть всего лишь свекровью. Меня зовут Галина Михайловна, я замужем за Сергеем Николаевичем уже три десятка лет, и у нас двое повзрослевших детей. Но два месяца назад муж привёз к нам свою мать, Анну Петровну, которой исполнилось восемьдесят четыре года. Её появление стало последней каплей. Скоро я подам на развод, потому что больше не вынесу её вечного контроля да его беспомощного молчания.
Брак, бывший моей крепостью
Мы с Сергеем создали семью в юности, вместе прошли через лишения, поднимали детей, строили дом. Он всегда был опорой, хоть и неразговорчивым. Его мать, Анна Петровна, доживала свой век в деревне, в сорока верстах от нас. Я относилась к ней с почётом, хоть она и не скрывала, что считает меня «не парой» её сыну. Терпела её колкости, редкие визиты — лишь бы в семье был мир. Наша квартира была нашим гнёздышком, где я, учительница на пенсии, и Сергей, отслуживший шофёром, наслаждались покоем. Но всё перевернулось, когда она поселилась у нас.
Два месяца назад Анна Петровна упала и сломала руку. Сергей, не спросив моего мнения, привёз её к нам. «Матери нужна забота, ненадолго», — сказал он. Я согласилась, думая, что поухаживаю пару недель. Но она не только осталась, а будто объявила наш дом своим царством. Рука давно зажила, но она и не думает возвращаться в деревню, а Сергей молчит, позволяя ей верховодить.
Свекровь, захватившая мой дом
Анна Петровна — как буря. С первого дня начала устанавливать свои порядки. «Галя, щи твои не такие», «Бельё гладишь кое-как», «Из-под мебели пыль столбом — что за хозяйка?» — её придирки не смолкают ни на минуту. Она переставляет мои вещи без спроса, выкидывает еду, если ей «не нравится запах», указывает, что покупать. Я ухаживаю за ней — готовлю, стираю, бегаю в аптеку, — но она даже спасиба не скажет, только брюзжит. «В мои годы невестки знали своё место», — заявляет она, а я чувствую себя дворовой девкой.
Хуже всего — её власть над Сергеем. Она нашептывает ему, будто я «холодная», и он верит. Вчера за ужином она бросила: «Серёжа, женился бы на Машеньке — мне бы не пришлось маяться». Я ждала, что он хоть слово скажет в мою защиту, но он потупился, будто воды в рот набрал. Его молчание — словно нож в спину. Тридцать лет я держала этот дом, а теперь здесь я — чужая. Наши дети, живущие отдельно, уговаривают: «Мама, потерпи, она же бабушка». Но терпеть сил больше нет.
Решение, разрывающее душу
Я сдаюсь. Анна Петровна не просто живёт у нас — она забрала мой дом, мужа, покой. Я сказала Сергею: «Либо она уезжает, либо я подаю на развод». Он только вздохнул: «Галя, как ты можешь против матери идти?» Как могу? А как он может смотреть, как она меня топчет? Не хочу ссор, но жить так — значит забыть, кто я такая. В пятьдесят пять я хочу тишины, а не вечных придирок от восьмидесятичетырёхлетней старухи, вообразившей себя царицей.
Я подам на развод. Подруга Надя советует: «Сними комнату, начни сначала». Но страшно. Пенсия маленькая, здоровье подводит, а дети, гляди, осудят. Что, если Сергей выберет мать, а я останусь одна? Но ещё страшнее — превратиться в тень, которую все привыкли не думать. Анна Петровна, может, и не злая, но её властность стирает меня в прах. Сергей, может, и любит, но его слабость — хуже измены.
Что же делать?
Стою на перепутье. Поговорить с Сергеем в последний раз? Да он не слышит. Уговорить Анну Петровну уехать? Не согласится, а силой выгонять — не по мне. Или, как решила, подать на развод и начать с нуля? Дети просят не спешить, да они не знают, каково это — жить под каблуком свекрови. В пятьдесят пять хочу дышать полной грудью, чтобы дом был моим, чтобы муж был моим, а не вечным сынком.
Соседки ахают: «Галя, сколько можно терпеть?» Но сердце сжимается при мысли о разводе. Где взять силы уйти? Как себя защитить, не растеряв семью? Или это уже не семья, а тюрьма, из которой надо бежать?
Мой вопль о свободе
Эта история — мой крик о праве на себя. Анна Петровна, может, и не хотела зла, но её слова и поступки губят меня. Сергей, может, и хороший человек, но его молчание стирает меня в пыль. Хочу, чтобы дети гордились матерью, которая не сломалась, чтобы дом был крепостью, где я — хозяйка, а не затюканная приживалка. В пятьдесят пять я заслужила покой, а не участь служанки при свекрови.
Я — Галина Михайловна, и я найду в себе силы уйти, даже если сердце разорвётся на части. Пусть этот шаг будет последним, но я не позволю свекрови стереть меня в порошок.
