Дверь открылась не сразу. Татьяна Ивановна даже успела немного отдышаться, только пот со лба продолжал стекать назойливыми струйками на брови. Сначала из-за двери раздался удивлённый возглас, щелчок замка и вот она, её дочь, на пороге.
Мама?! Господи Как ты вообще донесла такие чемоданы? И зачем? Почему не предупредила?
Высокая, с аккуратной стрижкой, с выражением не столько радости, сколько растерянности так встречала её родная Леночка, которую Татьяна Ивановна не видела больше года. Когда дочери до них, стариков, добраться? Вечно занята! Вот Татьяна Ивановна, подгоняемая тревогой, и решилась на долгий путь.
Как взяла, Ленок, так и донесла, ответила мать, перетаскивая через порог сумки. Не с пустыми же руками
Лена не спешила помочь то ли не успела сориентироваться, то ли просто не хотела. Но вот она наконец взялась за ручку одной из сумок и оттащила её в сторону.
Боже, ты что, целого поросёнка туда запихнула?..
Голос у неё был ровным, как ледяная гладь, без радости, лишь с досадой. Она не обняла мать, только беспомощно оглядела второй чемодан старый, раздутый от содержимого, стоявший посреди паркета, как артефакт из прошлого.
Татьяна Ивановна сделала шаг вперёд. Пальцы её, дрожа от усталости, нервно теребили пряжку плаща.
Прости, Ленок Набрала тут кое-чего. Варенье нашему Алёшке, солёные огурцы, как ты любишь. Всё со своего огорода, с отцом вырастили голос её дрожал от усталости и звучал виновато.
Лена вздохнула. Этот вздох был бездонным, полным усталого предчувствия хлопот. Она перевела взгляд с чемодана на мать на её помятое платье, на платок, съехавший набок, на капельки пота на верхней губе.
Татьяна Ивановна, не дожидаясь приглашения, опустилась на ближайший пуф. Сидела прямо, по-старинке, сложив натруженные руки на коленях. Дорога вымотала дотла. Поезд шёл тридцать часов, а потом ещё в метро пришлось протискиваться с этим неуклюжим чемоданом, который норовил застрять в турникетах.
Но как без него? Она никогда не приезжала к дочери с пустыми руками. Никогда. А уж тем более сейчас, когда не видела её больше года.
Ты что, телефон сменила? выдохнула Татьяна Ивановна, осматриваясь. Четыре дня звонила абонент недоступен. У отца на второй день давление подскочило, на третий я сама вся на нервах, сердце в пятки она махнула рукой, отгоняя тревожные мысли. Ну вот! А когда на четвёртый день не дозвонилась, думаю, всё за билетом пора. Взяла через три дня, а тебя как не было, так и нет. Пока дотащилась до вашей Москвы Что с телефоном-то? Разве можно так издеваться над стариками? Нам ведь за семьдесят, не забыла?
Лена отвела глаза. Её всегда уверенное лицо покрылось лёгким румянцем. Она поправила идеально уложенные волосы.
Всё нормально, мам. Просто номер сменила, суета, забыла сказать проговорила она быстро, словно торопилась закончить.
И Алёшкин номер не отвечал.
Ему тоже сменила. Мы перешли на другого оператора.
Татьяна Ивановна невольно залюбовалась дочерью. Леночка Их младшенькая, вымоленная. После двух сыновей долгожданная девочка, в которую вложили всю душу.
Мысли потянулись к сыновьям. Старший, Дмитрий, там, за океаном, в Америке. Уехал несколько лет назад. Звонит редко, только по праздникам. Родились у него внуки, которых Татьяна Ивановна знала лишь по фоткам в телефоне.
Мам, ты чего притихла? Плохо себя чувствуешь? голос Лены выдернул её из раздумий.
Да нет, просто задумалась. Отхожу с дороги. Татьяна Ивановна слабо улыбнулась. Как Алёшка? Всё спокойно у вас?
Он сейчас на тренировке, скоро вернётся. Может, пройдёшь?
Сейчас, немного отдохну. Принеси мне воды.
Лена ушла на кухню, а у Татьяны Ивановны появилась ещё минутка на воспоминания. Средний сын, Сергей, жил в родном городе, в Казани, но виделись они редко. Со снохой, Ольгой, у Татьяны Ивановны сразу не сложилось. Та была резкая, с колким языком.
А вот за Лену душа болела сильнее всего. Восемь лет назад выдали её замуж за Андрея, парня работящего, из соседнего городка. Зажили бы, да только после рождения Алёши что-то пошло не так. Вернулась с малышом к родителям, а потом, оставив его на них с Иваном, рванула в столицу учиться, работать. Говорила, что в деревне задыхается.
Ну а как Алёшка-то наш? Подрос, наверное, тихо спросила Татьяна Ивановна, отпив воды.
Лицо Лены смягчилось.
Вымахал, мам. Совсем большой. Тренер по хоккею его хвалит. Только
Она замолчала, отвернулась, будто поправляя вазу.
Только до сих пор иногда спрашивает, когда поедем к бабе Тане и деду Ване. Особенно если расстроится. Говорит, у вас там пахнет пирогами, а тут выхлопами.
Татьяна Ивановна закрыла глаза. Она помнила каждую ночь, когда Алёша, уже забранный матерью в город, плакал в трубку и просился домой. Уже не плачет. Помнила, как её старик, Иван Петрович, молча курил на крыльце, смахивая украдкой слезу. Они отдали тому мальчишке всю свою нежность, а потом его просто забрали.
Он же должен быть с матерью, убеждала она тогда скорее себя, чем мужа. Так правильно.
В поезде, глядя в окно, Татьяна Ивановна пыталась представить внука. Каким он стал? Если в отца пошёл Андрей был крупный, широкоплечий то наверняка вырос крепким. Иван Петрович так просил: «Сфотографируй побольше, мне тут одному скучно будет». Сам бы поехал, да слёг перед её отъездом грипп подхватил.
Ну вставай уже, мам, накормлю тебя! Лена повела мать на кухню. Я купила суп и котлеты. О, а вот и Алёша! воскликнула она, услышав ключ в замке.
Дверь распахнулась, и на пороге появился вихрастый девятилет
