На свадьбе сын оскорбил мать, назвав её «подлой» и нищенкой, и приказал уйти. Но она взяла микрофон и произнесла речь
Светлана Петровна стояла в дверях, приоткрыв их едва-едва чтобы не мешать, но и не пропустить важный момент. Она смотрела на сына тем взглядом, в котором смешались материнская гордость, нежность и что-то почти священное. Сашка позировал перед зеркалом в светлом костюме с бабочкой, которую помогали завязывать друзья.
Всё было как в кино ухоженный, красивый, уверенный. Но внутри Светланы что-то сжалось от боли: ей казалось, что в этой сцене она лишняя, будто её нет в этой жизни, будто её не ждали.
Она поправила подол старого платья, мысленно примеряя его к новой кофточке, купленной специально к завтрашнему дню ведь она уже решила идти на свадьбу, даже без приглашения. Но едва она сделала шаг вперёд, Сашка, будто почувствовав её взгляд, резко обернулся, и выражение его лица изменилось. Он подошёл, закрыл дверь и остался в комнате.
«Мать, нам надо поговорить», сказал он спокойно, но твёрдо.
Светлана выпрямилась. Сердце заколотилось.
«Конечно, сынок. Я купила те самые туфли, помнишь, показывала? И ещё»
«Мать, перебил он. Я не хочу, чтобы ты приходила завтра.»
Она замерла. Сначала даже не осознала смысл сказанного, будто разум не пускал боль внутрь.
«Почему?..» дрогнул её голос.
«Потому что это свадьба. Там будут люди. А ты выглядишь ну не очень. И работа твоя Мать, пойми, я не хочу, чтобы обо мне думали, будто я из грязи.»
Его слова упали, как ледяной дождь. Светлана попыталась перебить:
«Я записалась к стилисту, сделаю причёску, маникюр У меня есть платье, скромное, но»
«Не надо, снова оборвал он. Не усугубляй. Ты всё равно будешь выделяться. Пожалуйста. Просто не приходи.»
Он ушёл, не дожидаясь ответа. Светлана осталась одна в полумраке комнаты. Тишина окутала её, как вата. Всё стало глухим даже дыхание, даже тиканье часов.
Она долго сидела неподвижно. Потом, будто подтолкнутая чем-то внутри, встала, достала с антресоли старую запылёванную коробку, открыла её и вынула альбом. От него пахло газетной бумагой, клеем и забытыми днями.
На первой странице пожелтевшая фотография: девочка в мятом платье рядом с женщиной, держащей бутылку. Светлана помнила тот день мать кричала на фотографа, потом на неё, потом на прохожих. Через месяц её лишили родительских прав. Так Светлана оказалась в детдоме.
Страница за страницей били её, как удары. Групповое фото: дети в одинаковой одежде, без улыбок. Воспитательница с суровым лицом. Тогда она впервые поняла, что значит быть ненужной. Её били, наказывали, оставляли без ужина. Но она не плакала. Плакали только слабые. А слабых не жалели.
Следующий раздел юность. После выпуска она работала официанткой в придорожной забегаловке. Было тяжело, но уже не страшно. Она обрела свободу и это окрыляло. Стала опрятной, научилась подбирать одежду, шила юбки из дешёвых тканей, завивала волосы старомодными бигуди. По ночам училась ходить на каблуках просто чтобы чувствовать себя красивой.
Потом случай. В забегаловке поднялся шум. Она нечаянно пролила томатный сок на посетителя. Паника, крики, хозяин требовал объяснений. Она пыталась оправдаться, но все злились. И вдруг Виктор высокий, спокойный, в светлой рубашке улыбнулся и сказал:
«Да ладно, сок же. Нечаянность. Дайте девушке работать.»
Светлана остолбенела. С ней ещё никто так не разговаривал. Руки дрожали, когда она брала ключи.
На следующий день он принёс цветы. Просто поставил на стойку и сказал: «Хочу пригласить тебя на кофе. Без подвоха.» Улыбнулся так, что она впервые за много лет почувствовала себя не «официанткой из детдома», а женщиной.
Они сидели на скамейке в парке, пили кофе из пластиковых стаканчиков. Он рассказывал о книгах, путешествиях. Она о детдоме, мечтах, о ночах, когда во сне у неё была семья.
Когда он взял её за руку, она не поверила. Мир будто перевернулся: в этом прикосновении было больше нежности, чем за всю её жизнь. С тех пор она ждала его. И каждый раз, когда он появлялся в той же рубашке, с теми же глазами, она забывала, что такое боль. Ей было стыдно за свою бедность, но он словно не замечал. Говорил: «Ты красивая. Просто будь собой.»
И она верила.
То лето выдалось на удивление тёплым и долгим. Светлана потом вспоминала его как самый светлый период жизни главу, написанную любовью и надеждой. С Виктором они ездили на речку, гуляли в лесу, часами говорили в маленьких кафе. Он познакомил её с друзьями умными, весёлыми, образованными. Сначала она чувствовала себя неловко, чужой, но Виктор сжимал её руку под столом и это придавало сил.
Они смотрели закаты на крыше дома, пили чай из термоса, кутались в плед. Виктор мечтал работать в международной компании, но говорил, что не хочет навсегда уезжать из страны. Светлана слушала, затаив дыхание, запоминая каждое слово, потому что чувствовала: всё это так хрупко.
Однажды он спросил шутя, но с долей серьёзности как она отнесётся к свадьбе. Она рассмеялась, пряча смущение, и отвернулась. Но внутри вспыхнуло: да, да, тысячу раз да. Просто боялась сказать вслух боялась спугнуть сказку.
Но сказку спугнули другие.
Они сидели в том самом кафе, где Светлана когда-то работала, когда всё началось. За соседним столиком кто-то громко засмеялся, потом хлопок, и коктейль полетел ей в лицо. Жидкость стекала по щекам и платью. Виктор вскочил, но было поздно.
За соседним столиком сидела его двоюродная сестра. Её голос дрожал от злобы и отвращения:
«Это она? Твоя избранница? Уборщица? Из детдома? Это ты называешь любовью?»
Лю
