30апреля, 2025г.
Сорок пятый этаж. За стеклом панорама Москвы, огни реки, будто расплавленное золото, простираются до самого горизонта. Ниже звучит гул жизни: машины, крики, мечты, разбитые надежды. В моём кабинете из темного дерева и хромированных деталей царит гнетущая тишина тишина, пропитанная успехом и тяжёлой ответственностью.

Я стоял у окна, руки в карманах, взгляд то в небо, то в бетон. Этот город мой личный поместье, каждое здание в нём результат двадцати лет без сна, холодных расчётов и жёстких решений. На счетах миллиарды рублей, компания занимает лидирующие позиции, квартира с видом на Кремль мой трофей. И, конечно, невеста Василиса, красавица с безупречными чертами и столь же бездушной пустотой внутри.

Наши отношения? Не любовь, а публичный проект «Жизнь успешного человека». Идеальные фотки в Instagram, светские рауты, бриллианты, награды всё в блеске. Но внутри глухая, пронзительная скука, будто я уже прожил всю жизнь и теперь лишь повторяю её на автопилоте.

В тот момент, когда душа готова была сдаться, раздался звонок. Не деловой, а личный. На экране имя «Андрей Славин». Я не слышал его пятнадцать лет, с тех пор как мы закончили школу и разошлись по разным путям: кто к мечтам, кто к выживанию, а я к власти.

Алло? попытался звучать ровно, будто не ждал этого звонка всю жизнь.
Дима! Это я, Андрей! голос пронзил меня, как весенний ветер. Давай соберём выпускников! Двадцать лет, Димка! Приедешь?

Внутри меня проснулось чтото странное: не радость, не ностальгия, а тоска по простому, по людям, которые знали меня не по цифрам, а по тому, как я плакал, когда умер мой пёс, или как врал учительнице, чтобы не поставить двойку лучшему другу.

Разговор длился десять минут. Оказалось, что тихая Аня теперь мама пятерых детей, живёт в Подмосковье и печёт такие торты, что к ней приезжают издалека. О нашей школьной возлюбленной Олеся ничего. «Пропала, как в воду», вздохнул Андрей.

Я повесил трубку и впервые за долгое время ощутил жгучее желание увидеть их всех, не ради статуса, а просто вспомнить, кто я есть на самом деле. Решил взять с собой Василису, чтобы она увидела, какую «королеву» я завоевал. Глупая гордость, но она была. Я улыбнулся и поехал к ней.

Такси мчалось по ночным проспектам, а в голове уже разыгрывался сценарий: двери, объятия, её восторг, шелест платья, разговоры о том, как она будет меня восхищать перед всеми. Но реальность не уважает сценарий.

Я открыл дверь и сразу увидел чужие кроссовки дешёвые, яркие, размер сорок третий, броские, как мусор. Сердце сжалось от разочарования, но не от ревности.

В спальне доносился мужской смех, низкий, довольный, и женский, лёгкий, игривый. Я толкнул дверь.

На шелковых простынях, которые я выбирал в Милане, лежала Василиса в объятиях молодого парня, лицо которого искажалось от страха.

Димка! Это не то, что ты думаешь! Он он меня заставил! закричала она, натягивая одеяло.

Я рассмеялся, не злой, а от облегчения, будто выпустил наружу всю эту фарсовую боль. Ожидал крик, разбитую мебель, но получил лишь холодное спокойствие, будто внутри меня открылось пустое пространство, куда вытекли все чувства.

Заставил? спросил я, глядя на дрожащего юношу. Пистолетом? Или пообещал не поставить лайк под твоим селфи?

Я обвел комнату взглядом: разбросанная одежда, перевёрнутый стакан, растерянные лица. И холодным, как приговор, произнёс:
Всё. Конец. И не забудь, через три дня платёж за квартиру. Надеюсь, твой «герой» сможет её оплатить.

Я вышел, не оглядываясь. В лифте нажал кнопку, и карта Василисы, привязанная к моему счёту, мгновенно исчезла.

Машина завела мотор, но я не ехал домой. Я просто ехал, кудато, лишь бы уйти от этой фальши, от боли, от ощущения, что всё, во что я верил, было обманом.

Остановился у первого ресторана «Император». Роскошный, пафосный, свет слепил глаза.

Виски двойной, и бутылку, бросил я официанту, упав в угол зала.

Пил, не закусывая. Стакан за стаканом боль не исчезала, но становилась тупой, вязкой, будто я превратился в статую собственного падения.

Шёл в туалет, свернул в служебный коридор и увидел ад.

Два молодые официанта, самодовольные, стояли у стены и смеялись над женщиной в синем халате, с хусткой на голове, сильно кульгавой, медленно, с болью, моющей пол.

Эй, черепаха, двигайся! Иначе гости всё утопчут, пока ты свой танец калика танцуешь! хохотал один.
Оставь, видишь, одна нога короче, баланс ищет! подхватил второй.

Во мне чтото взорвалось: не гнев, а давно забытая справедливость, погребённая под слоями прагматизма и успеха.

Я подошёл к ним в два шага.
Закройте рты, сказал холодным тоном. Ещё слово, и завтра вы будете мыть пол на Киевском вокзале. Понятно?

Они побледнели, замерли, кивнули.

Я повернулся к женщине, пытавшейся поднять ведро дрожащими руками.
Позвольте, помогу, сказал я.

Она подняла глаза. Серая, глубокая, уставшая, полна боли и стыда.

Олена, прошептал я.

Оле́на? выдохнул я.

Она вздрогнула, попыталась укрыться, но я уже схватил её за руку.

Живо! крикнул я официантам. Приготовьте второй прибор к моему столу! И пусть