Простите, подскажете, где находится кабинет терапевта? спросила молодая женщина у медсестры в белом халате.
Идите по коридору направо, потом налево, кабинет 18. У Марии Петровны сейчас очередь большая, лучше взять талончик, ответила медсестра, не отрываясь от журнала.
Спасибо, женщина пошла по указанию, но внезапно остановилась. А фамилия у Марии Петровны?
Соколова. Что, знакомая? медсестра наконец подняла глаза и внимательно посмотрела на посетительницу.
Нет, просто имя показалось знакомым, быстро отвернулась и пошла дальше.
У кабинета 18 действительно стояла толпа. Елена взяла талончик с номером 23 и присела на скамейку. Сердце колотилось так, будто его слышат все вокруг. Соколова Мария Петровна Соколова. После развода мама вернула себе девичью фамилию. Годы прошли, а каждая мелочь осталась в памяти.
Следующий! прозвучал строгий голос из кабинета.
Елена вздрогнула. Тот же голос, но теперь сухой, официальным, хотя интонации всё ещё напоминали детские крики: «Лена, иди кушать», «Лена, сделала уроки?», «Лена, почему так поздно?»
Очередь ползла. Каждые пятнадцать минут дверь открывалась, выходил очередной пациент, и голос звал следующего. Елена считала: семнадцатый, восемнадцатый, девятнадцатый
Где двадцатый? нетерпеливо спросила пенсионерка с тростью.
Наверное, ушёл, пожала плечами дама в ярком платке. Бывает, не выдерживают ожидания.
Тогда двадцать первый! крикнул ктото из стоящих.
Двадцать первый тоже кудато пропал, оглядывалась медсестра, проверяя порядок.
Двадцать второй! голос из кабинета звучал уже раздражённо.
Я двадцать третья, тихо произнесла Елена, вставая со скамейки.
Тогда проходите, не теряйте время, махнула рукой женщина с тростью.
Елена подошла к двери, на мгновение замерла, потом решительно толкнула её.
За письменным столом сидела женщина лет шестидесяти, волосы собраны в строгий пучок. Белый халат, тонкие очки, лицо покрыто морщинами, но черты всё те же. Елена сразу узнала эти глаза среди тысяч других.
Проходите, садитесь, доктор указала на стул напротив стола, не отрываясь от карты. Фамилия, имя, отчество?
Кузнецова Елена Михайловна, голос слегка задрожал.
Год рождения?
1978.
На что жалуетесь? Мария Петровна наконец посмотрела в глаза пациентке.
Елена замерла. Мама смотрела спокойно, без тени узнавания, будто видела её впервые.
У меня голова болит, выдавила она.
Как часто? Какой характер боли? доктор начала вписывать в карту.
Часто, особенно по утрам. И иногда сердце колет.
Давление измеряли?
Нет, не помню, когда последний раз.
Мария Петровна встала, подошла с тонометром и накачала манжету. Её руки те же, что когдато заплетали Елене косички, гладили её голову, шлёпали по попе, когда та баловалась.
Сто сорок на девяносто, констатировала врач. Повышенное. Стрессы на работе?
Есть, кивнула Елена.
Семейные проблемы?
Елена чуть не рассмеялась. Да, проблемы были. Двадцать лет назад мама выгнала её из дома за «неподходящего» парня. Тогда Елене было семнадцать, она думала, что знает жизнь лучше взрослых.
Можно сказать, да, ответила она.
Дети?
Дочь, ей девятнадцать.
Замужем?
Разведена.
Мария Петровна кивнула, продолжая записывать.
Вредные привычки? Курите? Алкоголь?
Не курю. Алкоголь изредка.
Хронические болезни в семье?
Елена задумалась. Как отвечать? О матери гипертония, больное сердце; об отце инфаркт в 48 лет. Но мать сидела напротив и не узнавала свою дочь.
У отца было больное сердце, осторожно сказала она.
Жив?
Нет.
Как умер?
Инфаркт.
В каком возрасте?
В сорок восемь.
Мария Петровна на секунду замерла, потом продолжила писать.
А мать жива?
Не знаю, честно ответила Елена. Мы не общаемся.
Понятно. Сейчас послушаю, врач взяла стетоскоп.
Холодный стетоскоп коснулся груди. Елена пыталась дышать ровно, но сердце билось, как бешеное.
Тахикардия, констатировала Мария Петровна. Аритмия. Давно?
Не помню.
Нужно обследование. Направлю на ЭКГ, анализы, к кардиологу обязательно.
Доктор, а Елена запнулась, а почему, повашему, родные иногда перестают разговаривать?
Мария Петровна отложила ручку и внимательно посмотрела на пациентку.
О чём вы? О маме?
Да. Мы поссорились двадцать лет назад изза пустяка. И теперь не знаю, жива ли она, здорова ли.
Вы пытались найти её? Обратиться?
Боюсь, что она не простит. Что скажет, что у неё нет дочери?
Доктор молчала, теребя ручку.
Знаете, наконец сказала она, я тоже когдато поссорилась с дочерью. Она вышла, хлопнув дверью, сказала, что я её не понимаю. Мне казалось, что я её защищаю. Гордость не позволяла первой идти на примирение.
И что потом?
Прошло столько лет, что я бы её даже на улице не узнала. Люди меняются, особенно когда лет двадцатьдва.
Елена почувствовала, как к горлу подступил комок.
Вы не жалеете?
Каждый день. У меня есть внук, может, и внучка Я их никогда не видела. Не знаю, как они выглядят, как смеются.
Почему бы не поискать? Сейчас можно всё выяснить.
А если она меня не простит? Если я для неё умерла двадцать лет назад? голос Марии Петровны задрожал.
Но ведь вы мать. Мать всегда простит, прошептала Елена.
Не знаю. Я тогда такие слова ей наговорила Что у меня нет дочери, что пусть живёт, как хочет, и не возвращается. А она была ещё молода, влюбилась в старшего парня. Мне казалось, что он её обманет. Но она не слушала.
И что с ним случилось?
Кто знает? Может, я ошибалась. Может, они были счастливы. А может, я была права, и он её бросил. Но в любом случае, я не должна была выгонять её.
Елена не выдержала:
Он не бросил. Мы жили вместе десять лет, у нас родилась дочь. Потом разошлись, но не изза него. Просто люди иногда перестают подходить друг другу.
Мария Петровна резко подняла голову:
Откуда вы это знаете?
Потому что я та самая дочь, мама. Это я. Лена.
В комнате повисла тишина. Мария Петровна смотрела на женщину, и в её глазах медленно вспыхнуло узнавание.
Лена? прошептала она. Леночка, это правда ты?
Я, мам, это я.
Мария Петровна встала, обошла стол. Елена тоже поднялась. Они стояли друг напротив друга, не решаясь сделать шаг.
Ты так изменилась, сказала мать. Я тебя совсем не узнала. Ты была худенькой, с косичками
Ты почти не изменилась, только поседела и очки надела, ответила Елена.
Лена, я я так жалею, голос Марии Петровны прервался.
Мам, не надо. Я сама виновата, должна была раньше прийти.
Нет, я виновата. Я мать, я должна была первой.
Они наконец обнялись. Елена ощутила тот же запах маминых духов, что двадцать лет назад.
Прости меня, дочка, прошептала старушка. Прости глупую, упрямую старуху.
Мам, не говори так. Ты не старая, улыбнулась Елена.
Старая, Леночка, и больная. У меня давление, сердце барахлит, иногда забываю, куда что положила.
Ничего, мам, главное, что мы нашли друг друга.
А внучка? Ты говорила, что дочь есть?
Катя, ей девятнадцать, учится в вузе. Очень умная, красивая, как ты.
Можно её увидеть?
Конечно, она будет счастлива узнать, что у неё есть бабушка.
В дверь постучали.
Мария Петровна, очередь волнуется, прозвучал голос медсестры.
Сейчас, сейчас, вспомнила доктор. Лена, у меня ещё пациенты. Встретимся вечером? Помнишь адрес?
Помню, мам, приду. И Катю привезу.
А готовить умеешь? улыбнулась мать.
Умею. Ты всё ещё блины по воскресеньям печёшь?
Пеку. Теперь буду печь для внучки.
Елена вышла, а Мария Петровна позвала следующего. Но её руки дрожали, и она несколько раз перечитывала одну и ту же строку в карте.
Вечером Елена стояла у знакомого подъезда с букетом и коробкой конфет. Рядом нервничала Катя.
Мам, а вдруг она меня не полюбит? шептала девушка.
Полюбит, солнышко. Она же бабушка.
Почему вы так долго не общались?
Были глупые, дочка. Очень глупые.
Они поднялись на третий этаж. Елена нажала звонок. За дверью послышались шаги.
Кто там?
Это я, мам. Лена с внучкой.
Дверь распахнулась. На пороге стояла Мария Петровна в домашнем халате, глаза блестели от слёз.
Заходите, родные мои, заходите скорее.
Она обняла сначала Елену, потом долго смотрела на Катю.
Боже мой, какая красавица! И правда на меня похожа. Те же глаза, тот же нос.
Бабушка, можно я вас обниму? тихо попросила Катя.
Конечно, внученька, конечно.
За столом они пили чай с тортом, который Мария Петровна успела купить по дороге. Делились воспоминаниями, листали фотографии, смеялись и плакали одновременно.
Мам, ты всё ещё работаешь в поликлинике? спросила Елена.
Да, но думаю уже на пенсию. Сил не хватает, здоровье не то.
Может, не на пенсию? Твой опыт нужен людям.
Да какая я помощница Сегодня свою собственную дочь не узнала.
Но теперь узнала. И это главное.
Катя листала бабушкины альбомы.
Смотри, какая ты была красивая в молодости! А это кто?
Это твой дедушка. Он умер, когда мне было двадцать пять.
Почему вы поссорились? спросила Катя.
Елена и Мария Петровна переглянулись.
Изза гордости, сказала бабушка. Я думала, что знаю, как лучше, а мама считала, что сама разберётся. Обе ошиблись.
А теперь всё хорошо? настойчиво спросила девчонка.
Теперь всё хорошо, улыбнулась Елена. Будем жить дружно.
И я буду приходить к бабушке каждый уикэнд? спросила Катя.
Конечно, солнышко, буду печь тебе блины.
Можно я перееду к вам? неожиданно спросила Мария Петровна. Квартиру продам, будет легче вдвоём.
Мам, конечно! У нас места хватит.
Ура! хлопнула в ладоши Катя. Бабушка будет с нами жить!
Поздно вечером, когда они уже собирались уходить, Мария Петровна задержала Елену у двери.
Лена, я хочу сказать Когда ты вошла в кабинет, чтото во мне дрогнуло. Я не узнала тебя сразу, но почувствовала родство. Сердце как будто заныло.
Мам, не мучай себя. Главное, что мы вместе.
Нет, послушай. Я всегда ощущала, когда ты рядом. Даже когда ты была маленькой и играла во дворе, я знала, что ты дома. Материнское сердце не обманешь.
Значит, ты всётаки меня узнала?
Сердцем узнала, глаза подвели, старые стали.
Елена обняла мать.
Я тебя люблю, мам.
И я тебя, дочка, и Катю люблю уже.
Бабуль, вы правда будете с нами жить? спросила Катя, выглядывая из комнаты.
Правда, внучка. Теперь мы никогда не расстанемся.
На улице шёл дождь, но Елена его не замечала. Впервые за двадцать лет она чувствовала настоящее счастье. Мама жива, здорова, они снова вместе, а рядом шла Катя, щебеча о замечательной бабушке и о новой семье.
Дома Елена долго не могла уснуть, думая о потерянных годах и обещанных будущих праздниках. Но теперь всё будет иначе. Они наверстают упущенное.
