Коридор в старой коммуналке напоминал узкий туннель, облепленный пожелтевшими обоями с еле видными цветочками. Паркет под ногами скрипел, помня ещё брежневские времена. В подъезде витал знакомый аромат тушёной капусты, хотя ни в одной квартире уже давно её не готовили.
Людмила Ивановна распахнула дверь не сразу. Сначала гремела цепочками, потом подолгу разглядывала дочь через глазок, и лишь затем впустила.
— Ну наконец-то! — обняла она Наташу, затянувшуюся в дублёнке. — А я уж думала, опять не придёшь. Раздевайся, пироги только из духовки.
Дочь переминалась на пороге, сжимая в руках подарочный пакет.
— Мам, я ненадолго. Сережа в машине ждёт, мы на юбилей к его отцу спешим.
Лицо Людмилы Ивановны помрачнело. Губы сжались в тонкую ниточку.
— Как это — ненадолго? Я стол накрыла, Надежда Константиновна с третьего придёт, соседка с тортом. Мне семьдесят, дочка, не каждый год такое бывает!
— Мам, — Наташа прикусила губу, — я же говорила, у Фёдора Петровича тоже юбилей. Ещё месяц назад ресторан забронировали. Вся родня соберётся…
— А мне, значит, можно пятки показать? — мать резко отвернулась. — Менее важная персона, чем твой свёкор?
В прихожей запахло горячим тестом и старыми обидами. Наташа почувствовала, как подкатывает знакомая тошнота — смесь вины и беспомощности.
— Да не в этом дело! Я предлагала завтра устроить праздник с Алиской, с шариками…
— Какой завтра?! — Людмила Ивановна аж подпрыгнула. — День рождения у меня сегодня! И пироги уже на столе, и гости!
Дверь позвонила. На пороге стояла соседка Надежда Константиновна с коробкой «Праги» в руках.
— Людочка, с юбилеем! Ой, я не вовремя?
— Как раз вовремя! — хозяйка резко повернулась к дочери. — Вот, познакомься — моя Наташенька. На минутку заскочила, сразу убегает. К более важным людям.
Соседка заёрзала на месте:
— Ну что ты, нынешняя молодёжь вся в делах. Не держи её.
— Да кто ж держит! — Людмила Ивановна театрально отпрянула. — Иди, доченька, к своим родственникам. А я как-нибудь одна…
Наташа молча поставила на тумбочку коробку с мультиваркой и положила конверт с пятью тысячами — на новую шубу, про которую мать месяц твердила.
В кармане зажужжал телефон. На экране — «Сережа».
— Мам, я завтра приеду с Алисой, — быстро пробормотала Наташа, целуя мать в щёку. — Выздоравливает пока.
— Бабушку навещать надо, когда здоровая! — крикнула ей вслед Людмила Ивановна. — А то няня лучше знает, как ребёнка лечить?
В подъезде пахло сыростью и кошачьей мочой. Наташа прислонилась к стене, давясь комом в горле.
— Ну что там? — спросил Сережа, когда она плюхнулась в сиденье «Лады».
— Как всегда, — Наташа шмыгнула носом. — Сказала, что я предательница семьи.
Муж вздохнул и тронул с места.
В ресторане было шумно. Свёкор, отставной военный с седыми висками, обнял её как родную:
— Как Людмила Ивановна? Передай поздравления. Неудобно вышло с датами.
— Да ничего, — Наташа заставила себя улыбнуться. — Завтра наверстаем.
За праздничным столом свекровь Галина Михайловна тихо сказала:
— Слушай, у меня со свекровью тоже вечные войны были. Пока не поняла — нельзя изменить человека, но можно изменить своё отношение.
На обратном пути Наташа написала матери: «С юбилеем, родная. Завтра приедем с тортом и Алиской». Ответ пришёл через час: «Торт от Надьки — сплошной маргарин. Жду ваших пирогов».
Утром Наташа пекла медовик, вспоминая слова свекрови. Алиска крутилась под ногами, украдкой облизывая глазурь.
— Бабуля нас простила? — спросила девочка.
— Конечно, — Наташа погладила дочь по голове. — Бабушки всегда прощают.
