Принес полотенце — и услышала «уйди»
— Что значит не твоё дело? — с дрожью в голосе воскликнула Наталья Ивановна. — Как это не моё? Я же его мать!
— Потому и не твоё, — усмехнулся Сергей, не отрываясь от гаджета. — Мне за сорок, мама. За сорок! Когда ты наконец понимаешь?
— Понимает, тут и понимать нечего, — вставила Юлия, входя в кухню со стаканом чая. — Она истинная традиционная бабушка, сквозь каждую дырку всматривается.
Наталья Ивановна обернулась к невестке. Той на плече свисал сафьяновый халат — в магазине «Версаль» купленный, ценой в две недели зарплаты серого менеджера, — взгляд её глядел прищуренно, как у барышни, перехватившей чужую пару.
— Юля, с сыном я, — бросила мама.
— С мужем у нас разговор, — усмехнулась Юлия, прижав чашку к груди. — Устала я от бабушекских приходов с их советами.
— Юль, хватит, — попытался вмешаться Сергей, но жена продолжила:
— Нет, пусть знает! — Она поставила стакан так, что чай хлынул на столешницу. — Каждый день: как готовить, что покупать, как детку растить. Кто ты, магистр педагогики?
Наталья Ивановна вспыхнула. Пришла, как всегда, с пирожными из «Теремка» и льняным полотенцем для сына — старое-то застилало бы по три года без обновления. А получила брошенный взгляд.
— Не яшла о том, что вредить, — попыталась объяснить. — Просто желаю помочь.
— Помочь? — Юлию скрутила тихая саркастическая смесь. — Ты их дом под контролем держать хочешь! Каждый день звонки, визиты. Пусть живут в тишине!
Сергей отложил телефон, вздохнув.
— Мам, понимаешь, нам нужно немного… личного пространства.
Наталья Ивановна уставилась на сына. Воспитывала его одна после потери мужа, впитывала в себя материальные и моральные тяготы, прививала любовь к классике и уважение к традициям. А теперь ей предлагают уйти.
— Сергей, я же не мешаю, — тихо сказала. — Приходю, внучку обнимаю, тебе поешь принесу…
— Мам, мы сами могут купить, — перебил он. — И готовить умеем.
— Особенно твоя жена, — не сдержалась Наталья Ивановна. — Вчера Верочке на ужин грибные шашлыки подала.
— Вот! — раздражённо отозвалась Юлия. — Опять контроль! Но они же существуют, блин, не на бабушкином блюде! Я работаю, а не целыми днями на кухне.
— Я не на кухне, — воспротивилась Наталья Ивановна. — У меня жизнь кипит.
— Какая жизнь? — ехидно спросила невестка. — Может, опять соседкам тирады о том, как свекровь из себя наваждает?
У Натальи Ивановны защипало в глазах. Неужели всё так плохо? Неужели её присутствие стало неприятно?
— Серёг, — встала мать, подходя к нему. — Просто… реже заходи, может быть?
— Гораздо реже, — добавила Юлия.
— Юль, — лениво протянул сын.
— Что Юль? Говорю правду. Раз в неделю — и хватит. Иначе как на работу приходишь.
Наталья Ивановна молча потянулась за сумкой. В ней обещающе пахли пирожные, а рядом лежало мягкое полотенце в полоску.
— Куда? — спросил Сергей тихо.
— Домой, — коротко ответила. — Если здесь лишняя.
— Мама, не обижайся, мы не выгоняем.
— А что тогда? — повернулась она к сыну. — Говорите, что надоело, что мешаю. Ладно. Прекращу визиты.
— Мам…
— Всё, сынок. Сказано.
Она направилась к двери. За спиной на стенах висели фотографии: маленький Сергей на плечах, его учёба на филфаке, свадьба в Нижнем с Юлией. Как время переменило вкус.
— Мам, подожди, — догнал её Сергей в прихожей. — Ты же знаешь — я тебя люблю.
— Знаю, — кивнула она, натягивая пальто. — Посему и не стану.
— Не станешь? — сердито переспросил. — Да ты и не мешаешь. Просто Юля устала…
— Не оправдывайся, — прервала Наталья Ивановна. — Она сказала, что думаю. А ты, видимо, с нею согласен.
Сын молчал. Это вымученное молчание говорило громче всех «прости».
— Ладно, — застегнула она пальто. — Уж как у них устроится.
— Мам…
— Всё, Серёга. До свидания.
Дверь закрылась за ней. За спиной — ветер, бормочущий «da, da, da», как советует бабушка наставления. В кармане зазвонил телефон — звонок сестры Клавдии.
— Клавка? Это я, Наташа.
— Как у тебя? — спросила сестра. — Непогода, моросит.
— Долго рассказывать. Съезжу к тебе. Можешь, примешь?
— Конечно. Что случилось?
— Потом. Выезжай.
По дороге в Нижний Новгород думала: может, Юля права? Может, действительно слишком часто приходит? Но как-то ещё? Сергей — её Серёга, Верочка — сокровенная внучка. Кого ей ещё жалеть?
Сестра встретила с тревогой.
— Ты бледная, — обеспокоенно сказала. — Садись, пока буквально не растаяла.
Чайник закипел, а с Натальи Ивановны спадал напряг. Ох, как отдать сына во власть чужих?
— Клавочка, — тихо призналась, — я кошмар всех своими жертвами прожила. Обижаю, советую…
— А просили-то? — осторожно спросила сестра.
— Не просили. Но как я умна — вижу их нужды.
— Или ты просто сестра? Или мать? — опять усмехнулась Клавдия. — Надумаешь, как мама к нам в молодости ходила?
— Ну…
— Видишь, даже ты с той же радостью вспомнила. Ха-ха, колобашки с грибочками, перьями варенья… Помню, как ты схватилась с ней, потому что малиновый борщ не умела сварить.
— Это разное…
— Нет, — прервала сестра. — То же самое. Только ты на месте мамы, а Юля — на твоём.
Наталья Ивановна перестала слушать. Алексей Войцеховский как-то просил: «Мама, перестань быть тенью сестры», но она не прислушалась. Сейчас молчит молчаливее всех.
— Кшиви, а что мне делать? — прошептала.
— Заняться собой, — сказала Клавдия. — У тебя есть увлечения, кроме Серёги и Верочки?
— Раньше были, — призналась мать. — Читала пьесы, ходила на гастроли «Большой» в Нижний. А теперь…
— Вот и вернись к этим увлечениям. Запишись на уроки французского, в кружок любителей лафабержа. Или хотя бы в театральную студию для бабушек.
Домой вернулась поздно. В квартире — тишь, куриная тишина, как после смерти мужа, только он лежал в Новодевичьем… Сейчас — одинокое пространство, малая комната с пыльной библиотекой.
В сумке лежали пирожные и льняное полотенце. Разложила его на столе — мягкое, нити алого цвета, как на портрете матери. Не успела подарить.
Записалась на курсы саудита (уж кем хочешь, а бабушка в Нижнем — саудит). Нашла группу для пожилых, обожающих циркуль и формат «как у бабушки моей». Надписала в паспорте: «Увлечься, жить не ради сына, но ради бога».
Сменила имидж: вместо бабушкиных шафрановых платьев — чёрный сарафан в «Лейси», вместо пирожных — эклеры в «Домодедово-свое» (чтобы в родном духе).
Через неделю Юлия звонила: «Мам, ты что, серьёзно?»
— Серьёзно, — сказала Наталья Ивановна. — И не потому, что вы хотите. Просто это мой жизненный путь.
— А к нам приходишь? — спросила Юлия.
— Приступая, — Иванова-старшая усмехнулась. — Но не как свекровь, а как бабушка.
— А если не приглашает?
— Тогда пусть, — вздохнула. — Растут, как пшеница. Раз они хотят быть самостоятельнее — пусть будут.
— Пока…
— Спокойной ночи.
На следующий день явилось уведомление о выходке в «Лейси»: «Вы записаны на бальные курсы для пожилых дам». Встала под фонарём, глядя на Нижний Новгород. И подумала: «А быть может, теперь я — счастье?»
