Морозная ночь и простая человеческая доброта привели бездомного мужчину по имени Иван в дом и жизнь Елены. Но сближение раскрыло неожиданную тайну, которая перевернула её прошлое.

Много месяцев я видела его на скамейке у остановки возле моего офиса. Он всегда сидел с потрёпанным чемоданчиком, чинил обувь с таким старанием, будто это была его работа. Одежда его была опрятной, но поношенной, а руки — грубыми, но умелыми.

Я не могла не замечать его. В нём было что-то особенное, какая-то внутренняя сила. Он никогда не просил милостыню, даже взглядом не выказывал нужды. Я начала здороваться, проходя мимо. Он улыбался вежливо, кивал и возвращался к своему делу.

Однажды я протянула ему туфлю со сломанным каблуком. «Сможешь починить?» — спросила я, сама не зная, зачем остановилась.

Он поднял на меня тёплые, но усталые глаза. «Без проблем», — ответил, осматривая обувь. «Минут двадцать — и будет как новенькая».

Я присела рядом, наблюдая. Он работал молча и сосредоточенно, будто чинить эту туфлю было важнее всего на свете. Когда он вернул её мне, казалось, она и не ломалась вовсе.

«Как тебя зовут?» — спросила я.

«Иван», — просто ответил он, убирая инструменты.

В канун Рождества ударил лютый мороз. Я куталась в пальто, спеша к машине, но вдруг остановилась. В окне закрывающегося кафе я увидела его. Иван сидел один за столиком, опустив голову, сжимая в руках свёрток в коричневой бумаге.

Я зашла внутрь, тепло сразу обняло меня. «Иван», — тихо позвала я, подходя. «Что ты здесь делаешь? Разве тебе негде ночевать?»

Он взглянул на меня, сначала растерявшись, потом успокоился. «Ночлежка сегодня переполнена», — ответил он ровным голосом. «Но не переживай, я справлюсь».

Я нахмурилась. «На улице минус двадцать. Ты не можешь оставаться на таком морозе».

Он пожал плечами. «Не первую зиму встречаю».

Мысль о том, что он будет ночевать на улице, сжала мне сердце. «Пойдём ко мне», — вырвалось у меня.

Он замер. «Что?»

«Серьёзно», — твёрдо повторила я. «У нас есть подвал. Конечно, не дворец, но там тепло и есть кровать. Хоть на эту ночь».

Иван отрицательно покачал головой. «Я не могу…»

«Можешь», — перебила я. «Пожалуйста. Я не усну, зная, что ты здесь».

Он колебался, вглядываясь в мои глаза. «Ты слишком добра», — наконец прошептал он.

Я улыбнулась. «Пошли».

Утром меня разбудил запах блинов и детский смех. Иван стоял на кухне у плиты, а мои дети сидели за столом, смеясь и облизываясь от варенья.

«Мама, Иван такой весёлый!» — радостно крикнул младший, вытирая липкие щёки.

Иван смущённо улыбнулся. «Надеюсь, ты не против. Решил быть полезным».

Я покачала головой. «Конечно нет».

Позже, спустившись в подвал, я увидела, что всё, что было сломанным — старый светильник, шатающийся стул, даже протекающий кран — теперь исправно. Он даже почистил всю нашу обувь.

Вечером я поговорила с мужем. «Может, оставим его на зиму?»

Он приподнял бровь. «Ты серьёзно?»

«Он добрый, трудолюбивый и…» — я замолчала. «Не знаю. Просто чувствую, что так правильно».

После долгой паузы муж кивнул. «Ладно. Но только до весны».

Когда я сказала об этом Ивану, он остолбенел. «Я не могу так обременять вас».

«Это не обуза», — уверила я. «Нам приятно, что ты здесь».

Следующие недели Иван стал частью семьи. Дети его обожали, он находил, чем помочь. Казалось, что он всегда был с нами, хотя я не могла объяснить почему.

Как-то вечером, сидя в гостиной, мы разговорились о прошлом. Я показала ему фотографию родителей.

«Это мама и папа», — сказала я, передавая снимок.

Иван побледнел. Руки его задрожали, когда он уставился на фото. «Твоя мама…», — прошептал он еле слышно.

«Что случилось?» — испугалась я.

Но он не ответил. Резко встал и вышел.

Утром его не было. На подвальной кровати лежал только тот самый свёрток, аккуратно положенный на подушку.

Тот самый, который он всегда носил с собой, никогда никому не показывал. Теперь он оставил его специально. Я долго смотрела на свёрток, прежде чем развернула его.

Внутри были фотография и письмо.

Сначала я взяла фото. Дыхание перехватило. На снимке был Иван — намного моложе, без морщин и грусти, которой я привыкла видеть в его глазах. Он улыбался, держа на руках младенца в розовом одеяле. На обороте — чёткая надпись: *«Иван и Лена, 1986»*.

Я уставилась на своё имя.

Письмо дрожИ тогда я поняла — вся эта зима была не случайностью, а судьбой, которая наконец-то свела нас вместе.