Весеннее обострение
Анфиса терпеть не могла весну. Грязь, серые комья подтаявшего снега, песок на тротуарах. А уж о том, что творилось на газонах, и вовсе лучше промолчать. Но больше всего её бесила эта всеобщая эйфория — ожидание любви и счастья, будто кто-то обещал, что оно непременно случится.
— «Атмосфера ожидания любви и счастья», — мысленно передразнила она избитую до дыр фразу. — Какое тут, к черту, счастье…
Ей уже перевалило за тридцать, но на работе её по-прежнему звали «Анфисой». Невысокая, худощавая, в джинсах, футболке и косухе, она была живым подтверждением поговорки «маленькая собачка до старости щенок». И словно нарочно подчеркивала это — короткая стрижка, огромные наушники, а на планерки приходила с дурацкими значками на воротнике.
Работа…
Писать сценарии для телевидения было не так увлекательно, как казалось со стороны. Но заказов хватало, и Анфиса справлялась быстро, почти на автомате.
— Потому что сценарии для современных сериалов может писать даже дрессированный попугай, — усмехнулась она про себя. — И у него преимущество — он красивый. А большинство сценаристов — бездари с манией величия и пренебрежением к гигиене.
В офисе она появлялась редко. Зачем? Представлять работу мог кто-то другой. Например, Лариска — девушка, чьи достоинства куда больше волновали продюсеров, чем профессиональные качества.
Лариска не была стервой и даже искренне пыталась всем нравиться. Включая Анфису — та не видела от неё зла. Но порой её глупость оказывалась хуже подлости. Взять хотя бы попытки устроить личную жизнь подруги.
— Привет, динозавры, — крикнула Анфиса, заглядывая в комнату отдыха.
На самом деле это была обычная курилка, но когда-то давно Николай, хваставшийся, что ходил в море, обозвал её «кают-компанией». С тех пор так и повелось.
— И тебе не хворать, пещерный человек, — ткнула она кулаком в плечо сорокалетнего мужчину. — Как семья?
— Жена рвётся в Дубай, дети — в «Союзмультпарк», — вздохнул он.
— А ты?
— А я — на край света, подальше от весеннего обострения.
— Оптимист, — хмыкнула Анфиса.
— Ну что ты прицепилась ко мне с динозаврами? — запоздало возмутилась Лариска.
— Ты не просто динозавр, Ларис, а редкий экземпляр. Единственный человек на ТВ, который до сих пор верит, что люди — хорошие. За это я тебя и люблю, — обняла её Анфиса. — Ладно, что там по срокам? И вообще, зачем нас среди недели вызвали? Думала, до понедельника отсижусь. У Игоря Петровича опять запой?
Лариска шмыгнула носом. Николай потупился.
— Игоря Петровича вчера увезли. Сердце. Может, выкарабкается, но врачи не обещают, — коротко пояснил он.
— Вот те на, — Анфиса опустилась на диван.
Игоря Петровича любили, несмотря на запои и крики. У него было два редких качества в наше время — он вовремя платил и орал не только на подчинённых, но и за них, прикрывая перед начальством.
— И что теперь?
— Нового шефа представлять будут.
— Кто?
— Какая-то звезда из московского офиса. Владислав Аркадьевич Седов. Не родственник случайно?
— Вот те крест, — откинулась Анфиса.
Родственник. Бывший. Только не того Седова. А её.
Владик. Бывший муж, чтоб ему пусто было. Тот самый, что настоял на аборте. Тот самый, что свалил в столицу делать карьеру. Похоже, сделал. Ну да, могло быть и совпадение, но Анфиса не сомневалась — это он. С его самомнением и амбициями — карьера его единственная страсть. Вот только чего его в провинцию занесло?
— Ты его знаешь? — прервала её мысли Лариска. — И какой он?
— Лучше тебе не знать, Ларис.
Вот тебе и «ожидание любви и счастья». Жрите, пока не подавитесь.
***
А Владик был хорош. Дорогой костюм, стильная щетина, короткие волосы. Нынче все модники изображают из себя не принцев, а крутых парней вроде Тома Харди. У некоторых даже получалось.
— Мы, конечно, уважаем заслуги Игоря Петровича, но время диктует свои условия, и руководство больше не могло закрывать глаза…
— Ну ты и мразь, Владик, — не выдержала Анфиса.
— Что?
— Что слышал. Думала, отчего это Игорь Петрович слег, а он, оказывается, не сам ушёл. Ты что ли подсидел? Только зачем тебе наша провинция? Ты же столичная штучка.
— Анна Сергеевна, это неуместно!
— Мне многое позволено. Я здесь за троих работаю. Давай ближе к делу.
— Хорошо. Меня назначили провести сокращение. Коснётся оно и вашего отдела. Один человек уйдёт. Кроме вас, разумеется — вы незаменимы.
За окном ярко светило весеннее солнце.
***
— Владик, ты что творишь? — Анфиса схватила бывшего за рукав на парковке.
— Работаю.
— Брось. Ты подлец, но не дурак. Ты знаешь, что наш отдел держался на Игоре Петровиче, Ларискином обаянии и Николаевой работоспособности.
— И на твоём таланте, да.
— Повторяю: что ты творишь?
— Убираю балласт. Оставляю только нужных. Как в старые добрые. Ты и я против всего мира. Я соскучился, Анфис. И, между нами, в компании грядут перемены. Возможно, у этого филиала скоро будут новые владельцы.
— Например, ты?
— Да, Анфис. Например, я. И ты можешь быть среди них. Брось, ты же талант. У нас всё ещё может получиться.
— Ты серьёзно?
— А что? Я знаю, у тебя никого нет.
— Ах, ты знаешь. Но знаешь ли, что у меня теперь детей быть не может?
— Знаю. Но это не главное. Главное — чувства…
— Владик, крокодил, говорящий о любви — это нонсенс. Ладно бы ты Лариске это втирал, но она не заслужила такого. Иди ты в баню, «новый руководитель». Свалился как снег на голову…
***
Надежда Васильевна, сестра Игоря Петровича, разливала чай в хохломскую посуду.
— Простите, что не зашли раньше, мы и не знали, что у Игоря Петровича здесь родня, — начала Лариска.
— Я и не здесь была, приехалаНадежда Васильевна улыбнулась, поставила чайник и сказала: «А теперь, девочки, давайте работать — весна кончается, а жизнь только начинается».
