— Люба, задержись, — Иван приостановился у витрины. — Взгляни на эту куртку… Капюшон с мехом, подкладка — алая, будто рассвет. Удобные карманы, да и фасон современный. Точно моё! Вот бы прикупить. Моей-то уже восьмой год пошёл…
Он запнулся, будто испугался собственных слов. Иван редко засматривался на обновки — носил, что было. Не гнался за модой. А тут — будто мальчишкой стал, увидев подарок под ёлкой.
Любовь нахмурила брови.
— Очнись, Ваня! Ты в своём уме? Тридцать тысяч рублей за кожанку! Денег-то впритык. Машину чинить, за квартиру платить. Дочке к 1 сентября форму покупать. А ты о куртке?
Иван потупился. Он не злился — просто осознал. Как всегда: деньги вроде есть, но каждая копейка уже расписана. На важное. На нужное. На то, что не греет душу, но без чего не обойтись.
— Тебе ж шестой десяток, — продолжала Люба. — Это молодёжная вещь. Да и где ты в ней щеголять будешь? В магазин да на огород?
Сказала прямо. По-семейному. В их доме так заведено — без лишних церемоний. Хотя… Сам Иван никогда не позволял себе резких слов. Молчал, сердился иногда, но больного не трогал. А Люба — могла. Не со зла, просто по-правде.
Потом купили хлеб, молоко, картошку. Всё нужное. Всё — по списку.
Иван ещё раз оглянулся на витрину, взглянул на куртку. Грустно усмехнулся и зашагал к выходу. В стекле мелькнула лысина, глубокие морщины, согнутые плечи.
Что он, старый дурак, разгулялся? Молодёжная. Яркая. Не для него.
Вечер — как всегда. Ужин, телевизор. Фильм о войне, о любви, о простых людях, которые прошли через всё и остались вместе.
Люба смахнула слезу уголком платка. Иван крякнул и отвернулся:
— Не надо бы на ночь такие фильмы. У тебя ж давление. Опять не уснёшь.
— А утром на рынок. Обещали ранние огурцы. Надо успеть.
— Я завтра на дачу. Банки проверить. Вода теплеет.
Он обнял её. Тихо. Нежно. Просто притянул к себе. Она прижалась к его плечу. Так и сидели. Фильм давно кончился. По телевизору шли новости. А они смотрели в одну точку. Молча. О своём.
Утром Иван уехал на участок.
А Люба — к внучке. Отвезла ей варенье и свеклу. Зашла в аптеку. В автобусе крепко сжимала сумку. А внутри — решение. Простое. Наконец-то.
Вернулась, стала готовить ужин — гречку с гуляшом. Иван любил. Дождалась его. Грязный, усталый, но довольный.
— Держи, — протянула ему большой пакет. — Это… тебе. Куртка.
Иван остолбенел.
— Любка? Ты что?
— Твоя старая совсем износилась. А эта — добротная. И возраст тут ни при чём. Ты у меня — статный. И куртка тебе идёт.
Хотела добавить что-то, но голос дрогнул. Слёзы подступили. Странно — вроде всё хорошо, а слёзы катятся.
Иван обнял её, потрепал по спине.
— Ну что ты, родная?
— Ничего, Ваня. Просто… ты здесь. И всё хорошо.
А ведь и правда — всё хорошо.
Иногда слёзы — не от горя. А оттого, что счастье — вот оно. Рядом. И страшно потерять. Поэтому молча плачем. Благодарно.
За близкого. За заботу. За тепло. За возможность просто сидеть рядышком, не говоря ни слова.
И пусть свитер поношенный. И годы уже не те. Но любовь — всё та же.
И куртка — впору.
