Гости сгубили её покой… А потом она научилась говорить «нет»
В тот миг, когда Анастасия скривила натянутую улыбку и помахала вслед уезжающей «Ладе» с очередными «друзьями», внутри неё клокотала злоба. Хотелось разбить сервиз, выгнать всех пинками, завыть от бессилия. Но она лишь прошипела мужу сквозь стиснутые зубы:
— Если ещё раз кого-то позовёшь без спроса, вышвырну и тебя следом.
— Да я ж не звал! — развёл руками Артём. — Сам Сашка напросился. Ну как откажешь?..
— Вот именно! Тут у нас не бесплатный курорт! Строили дом под Красноярском, у самой тайги, для себя, а не для шумных орд. Каждые выходные — нашествие! Уже до дрожи боюсь телефон брать — опять кто-то «просто заедет». Даже не спрашивают — ставят перед фактом.
Дом — крепкий, из бруса, с резными наличниками и просторной верандой. Сад, банька, мангал — всё возводили сами: Анастасия, Артём и её мать. Мечтали о тишине, покое. А получили — кухонную каторгу, толпы чужих детей и свекровь, вечно недовольную.
— Ну они же не пустые едут, — равнодушно бурчал Артём. — Грибы привозят, ягоды… Свежий воздух полезен.
— Особенно твоей сестрице, — язвительно скривилась Анастасия. — Сдала нам своих двоечников на всё лето — и ни рубля не вложила. Моя мать у плиты горбатится, а твоя в гамаке тюленится. Да они нам даже не родня!
— Тише, дети услышат…
— Пусть! Может, догадаются, что тут не курорт. У мамы артрит, а ты ещё ноешь, что суп не тот!
— Она старается. Моя мать вообще с нами живёт. А дети — её идея, она их притащила. Её же внуки. Я бы и сама справилась — но почему за всех?
Анастасия дёрнула занавеску, глядя, как за машиной клубится пыль, и глухо выдохнула:
— Хуже родни — эти вечные гости. С четверга звонки: «Ой, мы мимо проезжаем!» В субботу — уже ломятся в калитку. Твоя Алёнка приезжает — и сразу: «Где шашлыки? Баньку когда топить?» Почему не на свою дачу, доставшуюся от бабки? А, ну да — там же сорняки полоть…
— Ты мелочишься, — закатил глаза Артём.
— А ты — тряпка. И, кстати, сейчас пойду отдирать варенье с кофты твоего драгоценного племянника, который умудрился изжариться у костра, как сосиска!
Хлопнув дверью ванной, она схватила губку. Мать заглянула, услышав скрежет зубов:
— Настенька, что опять?
— Да ты же видишь! Мы тут пашем, а во дворе — цирк. Эти дети — как саранча!
— Ты здесь хозяйка. Твоя земля — твои законы. Скажи прямо: «Не ждали».
— А если уже на пороге?
— Отлично! Говори: «Как раз кстати — навоз разгружать». Или пусть картошку копают. Мужчины — пусть дрова колют, крышу латают. Глядишь — и гостить расхочется.
— Мам, это же… неловко.
— Тогда терпи. Но учти: в следующий раз я на кухню не пойду. Ни ложки не подаю. Хватит.
С пятницы Анастасия выключила телефон. В субботу, собирая смородину, она услышала скрип калитки. «Только не к нам…» Звякнула дверца, раскатистый хохот… Алёна с мужем. Опять.
— Иду! — донёсся из дома голос Артёма. Он выглянул, встретив взгляд жены — острый, как нож.
— Прости! — зашептал. — Сами приехали, на пару часов…
Анастасия сквозь оскал выдавила: «Добро пожаловать», а саму скрючило от ярости. Гости восхищались тайгой, рвали смородину прямо с куста, хвалили воздух. К вечеру, налопавшись шашлыков, Алёнин муж потянулся к баньке.
Тут встала тёща. Голос — ровный, но стальной:
— Витька, ты ж баню строить отказывался? А теперь париться приехал? Мы её не для всех возводили. И после вас её, к слову, никто не мыл.
— Ну, дела тогда были…
— А сейчас — нет? Вы сюда — как на курорт. А у нас — каждый день работа. Вам понравилось бы, если б к вам каждую неделю наезжали, ели ваше, пачкали, да ещё и баню загажили?
— Валентина Семёновна, вы… загнули, — заёрзал Алёнин муж.
— Нет. Но могу посоветовать: участок рядом свободен. Стройте свой дом — хоть каждый день парьтесь.
— И баня теперь — только для семьи, — добавила Анастасия. — Извините.
Гости уехали, обиженно хлопнув дверью. Но внутри у Анастасии впервые потеплело. Мать обняла её:
— Молодец. Так и надо. Ты здесь — хозяйка.
С тех пор на звонки она отвечала: «Нет, мы заняты». Если кто-то приезжал — врала: «Уезжаем срочно». Некоторые ныли:
— Ну можно мы просто во дворе посидим? Ключ под кирпич оставим!
— А если затопчете всё? Или пожар? Нет. Нельзя.
К сентябрю набеги прекратились. И лишь радость Анастасии омрачила свекровь:
— Артюша! Сюрприз! Сестра с внучатами приедет. Я им всё пообещала. Билеты купили.
— Нет, — отрезала Анастасия. — Мой дом. Надо было спрашивать. Ваших родственников не жду. Пусть билеты сдают.
— Да как ты смеешь?! Дети же! Не жалко?
— Нет. Жалко себя. И маму. А чужие дети — не моя головная боль.
— Какая ты… бессердечная… Где мои капли?
Неделю свекровь стонала, нюхала валидол, но Анастасия не сдавалась. Теперь гостей звала только она. Раз в месяц. И только тех, кого хотела видеть.
Когда она твёрдо прошла мимо свекрови, а мама шепнула: «Моя наука», Анастасия впервые за долгое время поняла — её дом стал крепостью.
А ещё — она научилась говорить «нет». И больше никому не позволяла переступать её черту.
