В семьдесят лет я поняла: самое страшное не пустая квартира, а полный дом людей, которым ты не нужна.
Опять не тот хлеб купили, резко бросила невестка Таня, пока я разбирала пакеты на кухне. Я же просила бездрожжевой. В пятый раз прошу.
Она демонстративно взяла батон, который я принесла, и покрутила его в руках, будто это была какая-то ядовитая гусеница.
Танюш, я забыла, прости. Закрутилась, прошептала я.
Вечно вы крутитесь, Анна Петровна. А нам потом это есть. У Артёмки может быть аллергия.
Она швырнула батон на стол так, будто сделала мне одолжение, не выбросив его в мусорку.
Я сглотнула комок в горле. Моему внуку Артёму шесть лет, и у него никогда не было аллергии на обычный хлеб.
В комнату заглянул сын.
Мам, ты мой синий свитер не видела?
Видела, Андрюша. Он в стирке, я вчера
Зачем? он даже не дослушал. Я же собирался его сегодня надеть! Ну мам!
Сын исчез, оставив меня с его раздражённым «ну мам», которое в последнее время ранило сильнее пощечины. Я постирала его вещь. Я позаботилась. И снова оказалась виноватой.
Медленно пошла в свою комнату, мимо гостиной, где Таня уже громко рассказывала по телефону подруге, что «свекровь опять чудит». Смех в трубке был таким же колючим, как её слова.
Моя комната казалась единственным безопасным местом в этом большом, когда-то уютном доме. Теперь он гудел, как улей.
Постоянные разговоры, детские крики, включённый телевизор, хлопанье дверей. Шумно. Людно. И безумно одиноко.
Я села на край кровати. Всю жизнь боялась остаться одна. Боялась, что дети вырастут и разлетятся, и я буду сидеть в пустых комнатах. Какая же я была дура.
Лишь к пятидесяти пяти годам я поняла: самое страшное не пустая квартира, а полный дом людей, которым ты не нужна.
Ты для них бесплатное приложение. Ходячая функция, которая постоянно даёт сбой. Подай, принеси, постирай но только так, как они сказали. Шаг влево, шаг вправо и ты уже мешаешь, раздражаешь, путаешься под ногами.
Вечером я снова попыталась. Сын сидел за ноутбуком, хмурый.
Андрюша, может, поговорим?
Мам, я работаю, не видишь? не отрывая глаз от экрана, ответил он.
Я просто хотела
Давай потом, а?
«Потом» так и не наступало. У них с Таней была своя жизнь, свои планы, свои разговоры. А я была фоном. Как старый диван или надоевшая лампа. Вроде здесь, а вроде и нет.
В дверь постучали. Это был Артёмка.
Ба, почитай, он протянул мне книжку.
Серце на миг забилось от радости. Вот он, мой лучик. Единственный, кому я
Артём! тут же появилась на пороге Таня. Я же говорила, не трогать бабушку? Иди, у тебя по расписанию планшет.
Она забрала у него книжку и увела за руку.
А я осталась сидеть, глядя на закрытую дверь. И в этот момент поняла: больше не могу быть просто фоном. Что-то должно измениться. Иначе я исчезну в стенах этого дома, как призрак.
Решение пришло не сразу. Оно зрело несколько дней, пока я механически мыла посуду, ходила в магазин и молча терпела мелкие уколы.
Оно укрепилось, когда нашла в мусорке почти целую кастрюлю моего плова «слишком жирно, у нас диета».
Я решила начать с малого. С собственного пространства.
В субботу утром, когда все ещё спали, я достала с антресолей коробки с вещами покойного мужа. Его книги, инструменты, старые фотографии. Стала разбирать их прямо в гостиной, на большом столе. Хотела сделать уголок памяти, повесить его портрет.
Первой спустилась Таня. Замерла на пороге, будто увидела тараканов.
Это что ещё такое?
Доброе утро, Таня. Я вещи разбираю.
Вижу. А нельзя это делать в своей комнате? Вы всю гостиную завалили. У нас сегодня гости, между прочим.
Это и моя гостиная тоже, сказала я тихо, но твёрдо, сама удивляясь своему тону. И это вещи твоего свёкра. Отца Андрея.
Таня фыркнула и демонстративно пошла на кухню, громко хлопая чайником. Через десять минут появился Андрей, которого привлёк запах кофе и мамин бунт.
Мам, ты что устроила? Таня говорит, ты тут всё завалила.
Я просто хотела повесить портрет отца. Вот сюда, я показала на стену.
Сюда? он посмотрел на стену, потом на меня. Ты с ума сошла? У нас тут современный дизайн, какое ещё фото? Таня сюда зеркало модное присмотрела.
Вот так. Зеркало. Модное. Важнее, чем память о его отце.
Андрюша, это мой дом.
Ну началось, закатил он глаза. Вечно ты со своим «моим домом». Мы тут живём, вообще-то! Мы ремонт делали!
Ремонт это покрашенная ими в кричащий салатовый цвет стена на кухне. И всё.
Поэтому я и хочу, чтобы дом оставался домом, а не проходным двором с модными зеркалами.
Вечером состоялся главный разговор. Они подошли ко мне вместе, с отрепетированными серьёзными лицами. Сели напротив.
Мам, мы тут подумали, начал Андрей нарочито мягко. Дом этот для нас всех слишком большой. Коммуналка дорогая, убираться тяжело.
Таня подхватила, глядя на меня «честными» глазами:
Да, Анна Петровна. Мы же о вас заботимся. Вам одной будет тяжело, когда мы решим жить отдельно.
Холод пробежал по спине.
Это куда же вы собрались?
Мы хотим продать дом, выпалил Андрей. Купим себе хорошую квартиру в новостройке. И тебе. Однокомнатную. Маленькую, уютную. Зато свою.
Я смотрела то на сына, то на невестку. Они не шутили. Они всё решили. Уже мысленно поделили деньги от продажи моего дома. Моей крепости. Моей жизни.
Продать мой дом?
Ну почему сразу твой? нагло усмехнулась Таня. Мы же тоже тут живём, вкладываемся. Или ты хочешь, чтобы мы всю жизнь на тебя горбатились, этот особняк обслужи
