Свекровь и её тайна: смятение в тесных стенах
Меня зовут Татьяна, и моя жизнь в тихом городке на берегу Оки превратилась в настоящее испытание. Мы с мужем, детьми и свекровью ютятся в трёхкомнатной хрущёвке, где каждый квадратный метр пропитан незримым напряжением. Но то, что затеяла свекровь, перевернуло наш мир наизнанку. Её новый избранник, а теперь и супруг, ворвался в нашу жизнь, грозя разрушить и без того шаткое равновесие. Я стою на грани отчаяния, не понимая, как нам существовать дальше в этой стальной клетке.
Нас пятеро: я, супруг Сергей, дочери Надя и Маша, да свекровь Нина Семёновна. Квартира принадлежит ей и Сергею. У нас две отдельные комнаты — одна для нас с мужем, другая для девочек, а свекровь обитает в проходной комнатушке. Чтобы дать ей хоть тень уединения, мы отгородили проход старым гардеробом. Нина Семёновна никогда не роптала: у неё есть телевизор, который она с удовольствием смотрела с внучками. Кухня крохотная, санузел совмещённый, и без того душа в пятки уходит от тесноты.
Я приехала в город из глухой деревни, чтобы грызть гранит науки в педагогическом. После института устроилась учительницей и в сквере повстречала Сергея. Через полгода мы сыграли свадьбу, вскоре родилась Наденька, а через три года — Машенька. Жить под одной крышей со свекровью было нелегко, но как-то выкручивались. Нине Семёновне 65 лет, но она до сих пор трудится бухгалтером. Мы с Сергеем тоже работу не покладая рук, но денег едва хватает: дети требуют затрат. Мои родители живут в деревне, в просторной избе, но свекровь и слышать не хочет о переезде. Сердце сжимается от мыслей о будущем: когда дочки вырастут и выйдут замуж, где они будут жить? Если у их мужей не окажется жилплощади, наша квартира превратится в проходной двор. Эта мысль точит меня, как ржавчина, но выхода не видно.
Недавно я заметила, что Нина Семёновна стала другой. Начала наряжаться в модные платья, красить губы яркой помадой, чего за ней раньше не водилось. Удивившись, я спросила: «Что случилось, Нина Семёновна? Вы прямо расцвели, даже гардероб обновили!» Она смущённо улыбнулась: «На работе появился новый сотрудник, Виктор Петрович. Такой воспитанный, галантный мужчина!» Щёки её зарделись, и я подумала, что это трогательно — в её годы завести роман. Но я и представить не могла, какая буря надвигается на наш дом.
Через две недели мы с девочками гуляли в парке. Вернулись домой усталые, голодные, мечтая о борще, который обещала сварить свекровь. Но, открыв дверь, услышали смех и звуки гармони. На кухне восседала Нина Семёновна с незнакомым мужчиной — тем самым Виктором Петровичем. Она представила его: «Это мой коллега, душа-человек!» Потом они удалились в её комнату, а мы с Сергеем остались на кухне, как громом поражённые. Девочки шептались: «Бабуля влюбилась!» Но нам с мужем было не до смеха. Мы чувствовали, как наш дом перестаёт быть нашим.
С тех пор Виктор Петрович стал частым гостем. Он ужинал с нами, чинил проводку, ковырялся в смесителе, но его присутствие сковывало. Нам и без того было тесно, а теперь чужой дядя стал частью нашей жизни. Сергей злился, но молчал, не желая ссориться с матерью. Я сжимала зубы, но внутри всё кипело. Свекрови 65, её кавалеру 68 — неужели им невдомёк, как это усложняет жизнь всем?
Но главный удар ждал нас позже. Нина Семёновна созвала нас с Сергеем и объявила: «Я выхожу замуж!» Мы остолбенели, не веря ушам. «Поздравляю, — прошептала я, — вы переедете к Виктору Петровичу?» Она покачала головой: «Нет, он поселится у нас. У него только съёмная комнатка». Сергей посерел: «Как так? Нам и без того как сельдям в бочке!» Но свекровь отрезала: «У меня такие же права на эту квартиру, как у тебя. Решение принято». Голос её был твёрд, и я поняла, что наши возражения — как об стенку горох.
Виктор Петрович въехал к нам. Теперь мы толпимся в очереди в туалет, на кухне не развернуться. Девочки больше не смотрят с бабушкой телевизор — стесняются чужого дяди. Недавно свекровь и Виктор расписались, и это стало последней каплей. Я осознала: он теперь наследник первой очереди на квартиру. Если с Ниной Семёновной что-то случится, мы можем остаться на улице. Эта мысль сводит меня с ума. Наш дом, наша крепость, стал тюрьмой, где чужой человек устанавливает свои порядки.
Я не знаю, как нам жить дальше. Сергей пытается говорить с матерью, но она глуха к нашим мольбам. «Это моя жизнь», — твердит она, не видя, как трещит по швам наша семья. Девочки чувствуют напряжение, и я боюсь, что это отразится на них. Мы не можем купить другую квартиру, не можем уехать. Я смотрю на свекровь, которая светится от счастья рядом с Виктором Петровичем, и чувствую, как злость и безысходность душат меня. Что она натворила? Как нам выжить в этом кошмаре, где с каждым днём становится всё невыносимее?
