Нам с новой женой негде жить, пусти на дачу, попросил бывший. Я разрешила. А потом вызвала полицию и написала заявление о взломе.
Узнала? голос в трубке был до тошноты знакомым. Мягкий, подобострастный, тот самый, что когда-то клялся в вечной любви.
Я молчала, разглядывая узоры инея на стекле. Звонок от бывшего мужа, Дмитрия, после двух лет почти полного забвения не сулил ничего хорошего. Это всегда было прелюдией к просьбе.
Аня, не молчи. У меня дело.
Я слушаю, сухо ответила я, голос мой дрогнул, как хрупкая ветка.
Он замялся, подбирая слова. Его манера зондировать почву, прежде чем ударить.
Понимаю, звучит странно У нас с Леной сейчас сложный период. Квартиру пришлось освободить, новую найти не можем.
Я молчала, позволяя ему выговориться. Каждое его слово было камешком, падающим в спокойное озеро моего равновесия.
Не могла бы ты пустить нас на дачу? Буквально на пару месяцев, пока всё не утрясётся. Мы будем тихо, ты нас даже не заметишь.
«Нам с новой женой негде жить, пусти на дачу». Это прозвучало так буднично, словно он попросил передать соль за столом.
Будто и не было измен, лжи и того, как он ушёл, оставив меня собирать себя по кусочкам.
В памяти вспыхнула картинка. Мы, двадцать лет назад, строим эту дачу. Дима, молодой, загорелый, с молотком в руках, смеётся:
Это наша крепость, Ань! Что бы ни случилось, у нас всегда будет это место. Наш тыл.
Как же ядовито звучали сейчас эти слова. Наш тыл. Он привёл туда другую. А теперь хочет сделать её хозяйкой.
Дима, ты в своём уме? спросила я, стараясь не дрогнуть голосом.
Аня, прошу. Нам больше некуда идти. Ты же знаешь Лену, она беременна. Не ночевать же нам на улице.
Он ударил по самому больному. Дети. То, чего у нас с ним так и не случилось. А у них вот, пожалуйста, всё легко и быстро.
Я прикрыла глаза. Внутри боролись два зверя. Один хотел выкрикнуть всё, что я о нём думаю, швырнуть трубку и забыть навсегда. Но второй второй шептал: это шанс. Не прощать. Восстановить справедливость.
Вы же клялись поддерживать друг друга при любых обстоятельствах, его голос стал почти умоляющим. Он давил на чувство долга, на ту «хорошую девочку», которой я для него была столько лет.
Воспоминание. Свадьба. Мы стоим совсем юные, он смотрит мне в глаза: «Клянусь, я никогда тебя не предам». А потом, через пятнадцать лет, собирая вещи: «Прости, так вышло. Чувства исчезли».
Предал. Исчезли. А теперь просит помощи.
В голове появилась холодная, кристальная ясность. План родился мгновенно. Жестокий. Идеальный.
Хорошо, сказала я ровно, даже сама удивившись своему спокойствию. Можете пожить.
В трубке прозвучало облегчённое дыхание. Он начал быстро благодарить, что-то говорить о том, что знал: я не оставлю его в беде. Я уже не слушала.
Ключи там, где всегда. Под камнем у крыльца.
Спасибо, Ань! Ты меня выручила!
Я нажала «отбой». Ловушка захлопнулась. Оставалось только ждать, когда зверь окончательно потеряет бдительность.
Прошло два дня. Я жила как на иголках, вздрагивая от каждого звонка. Знала: он снова позвонит. Ему нужно убедиться, что я всё ещё «на крючке».
Звонок раздался в субботу утром.
Привет! Мы уже на месте, всё отлично, бодро отрапортовал Дима. Тон уже не умоляющий, а хозяйский.
Тут работы полно: паутина в углах, сад запущен. Но ничего, мы с Леночкой всё приведём в порядок.
Я сжала край столешницы так, что побелели пальцы. «Мы приведём в порядок». В моём доме.
Я не просила вас ничего приводить в порядок, чётко произнесла я. Я разрешила вам пожить.
Ань, ну что ты? Мы же хотим как лучше. Лена говорит, тут воздух полезный для ребёнка. Она уже место под клумбу выбрала. Прямо под окнами спальни.
Спальни. Нашей спальни. Где на обоях до сих пор осталась царапина от кошачьих когтей.
Не трогайте мои розы, только и смогла сказать я.
Да кому они нужны, твои колючки, фыркнул он. Лена хочет пионы. Слушай, тут ещё вопрос. На чердаке полно твоего хлама. Коробки, старые платья. Нам скла
