Нам с новой женой негде жить, пусти на дачу, попросил бывший. Я пустила. А потом вызвала полицию и написала заявление о взломе.
Догадалась? голос в трубке был до оскомины знакомым. Мягкий, подхалимский, тот самый, что когда-то клялся в вечной любви.
Я молчала, разглядывая узоры инея на окне. Звонок от бывшего мужа, Дмитрия, после двух лет почти полного забвения не сулил ничего хорошего. Это всегда было прелюдией к просьбе.
Анечка, не молчи. У меня дело.
Я слушаю, сухо ответила я, голос треснул, как хрупкая ветка.
Он замялся, подбирая слова. Эта его манера зондировать почву, прежде чем ударить.
Понимаю, звучит странно Но у нас с Алёной сейчас очень сложно. Квартиру пришлось оставить, новую найти не можем.
Я молчала, позволяя ему выговориться. Каждое его слово было камешком, падающим в спокойное озеро моего равновесия.
Ты не могла бы пустить нас на дачу? Буквально на пару месяцев, пока не устроимся. Мы будем тихо, ты нас даже не заметишь.
«Нам с новой женой негде жити, пусти на дачу». Это прозвучало так буднично, будто он попросил передать соль за столом.
Как будто не было измен, лжи и того, как он ушёл, оставив меня собирать себя по кусочкам.
В памяти вспыхнула картина. Мы, двадцать лет назад, строим эту дачу. Дима, молодой, загорелый, с молотком в руках, смеётся:
Это наша крепость, Анька! Что бы ни случилось, у нас всегда будет это место. Наш тыл.
Как же ядовито звучали теперь эти слова. Наш тыл. Он привёл туда другую. А теперь хочет сделать её хозяйкой.
Дима, ты в своём уме? спросила я, стараясь держать голос ровным.
Анечка, прошу. Нам больше некуда идти. Ты же знаешь Алёну, она беременна. Не ночевать же нам на улице.
Он ударил в самое больное. Дети. То, чего у нас с ним так и не случилось. А у них вот, пожалуйста, всё легко и просто.
Я закрыла глаза. Внутри боролись два зверя. Один хотел выкричать всё, что я о нём думаю, хлопнуть трубкой и забыть навсегда. Но второй второй шептал: это шанс. Не простить. Восстановить справедливость.
Вы же клялись поддерживать друг друга при любых обстоятельствах, его голос стал почти умоляющим. Он давил на чувство долга, на ту «хорошую девочку», которой я была для него столько лет.
Воспоминание. Свадьба. Мы стоим совсем юные, он смотрит мне в глаза: «Клянусь, я никогда тебя не предам». А потом, через пятнадцать лет, собирая вещи: «Прости, так вышло. Чувства ушли».
Предал. Ушли. А теперь просит помощи.
В голове возникла холодная, кристальная ясность. План родился мгновенно. Жестокий. Идеальный.
Хорошо, ровно сказала я, даже сама удивившись своему спокойствию. Можете пожить.
В трубке раздалось облегчённое дыхание. Он начал быстро благодарить, говорить что-то о том, что знал: я не оставлю его в беде. Я уже не слушала.
Ключи там, где всегда. Под камнем у крыльца.
Спасибо, Ань! Ты меня спасла!
Я нажала «отбой». Капкан захлопнулся. Оставалось только ждать, когда зверь окончательно потеряет бдительность.
Прошло два дня. Я жила, как на иголках, вздрагивая от каждого звонка. Знала: он перезвонит. Ему нужно убедиться, что я всё ещё «на крючке».
Звонок раздался в субботу утром.
Привет! Мы уже на месте, всё отлично, бодро доложил Дима. Тон уже не умоляющий, а хозяйский.
Тут работы полно: паутина в углах, сад запущен. Но ничего, мы с Алёночкой всё приведём в порядок.
Я сжала край стола так, что пальцы побелели. «Мы приведём в порядок». В моём доме.
Я не просила вас ничего приводить в порядок, чётко произнесла я. Я разрешила вам пожить.
Ань, ну что ты? Мы же хотим как лучше. Алёна говорит, тут воздух полезный для ребёнка. Она уже место под клумбу выбрала. Прямо под окнами спальни.
Спальни. Нашей спальни. Где на обоях до сих пор осталась царапина от кошачьих когтей.
Не трогайте мои розы, только и смогла сказать я.
Да кому они нужны, твои колючки
